"Марк Александрович Алданов. Пещера (Трилогия #3) " - читать интересную книгу автора

искренно любила родителей, но могла любить их и на расстоянии. Муся и думала
о них главным образом при чтении писем. К тому же она понимала, что для ее
отца теперь имеет большое значение дешевизна жизни в Берлине. Семен
Исидорович перевел в марки значительную часть своих стокгольмских денег. Об
этом Тамара Матвеевна заговорила с дочерью сейчас же после того, как
осталась с ней наедине. "Кто мог подумать? - говорила она, тяжело вздыхая. -
Тогда был очень выгодный курс, и сам Нещеретов сделал то же самое... Он это
и нам посоветовал... Он массу потерял, массу!" - добавила, расширяя глаза,
Тамара Матвеевна.
Семен Исидорович собственно стал жертвой одного своего афоризма:
разобравшись в событиях после перемирия, он в Варшаве заявил жене, что
Германия все-таки есть Германия, а марка все-таки есть марка. Тамара
Матвеевна тотчас с ним согласилась, пораженная верностью этого замечания.
Афоризмы Семена Исидоровича особенно действовали на его жену в момент их
создания, - как химические элементы действуют сильнее in statu nascendi*. У
него и довольно обыкновенные замечания часто звучали как "Жребий брошен!"
или "Нет больше Пиренеев!". Но ко времени встречи с Мусей об афоризме "марка
есть марка" Кременецкие больше не вспоминали: у них оставалась небольшая
доля капитала, который Семен Исидорович в 1917 году перевел из Петербурга в
Стокгольм. Муся видела, что ее отец очень угнетен. Он как-то вскользь даже
сказал, что увы! наряду с адвокатурой, - какая же за границей адвокатура? -
ему, быть может, временно придется заняться другими делами. Это в самом деле
было очень тяжело; однако нервных людей могло раздражать горько-трогательное
"увы" Кременецкого: так, Иоганн-Себастьян Бах зарабатывал хлеб уроками
музыки - и латинского языка. Семен Исидорович впервые стал соблюдать строгую
экономию в расходах. Правда, родители поднесли Мусе дорогой свадебный
подарок, большую черную жемчужину с изумрудами, на платиновой цепочке, -
"царский жест!" - говорила Муся. Однако это был последний царский жест
Семена Исидоровича. Денег ей, после первого стокгольмского чека, родители
больше не посылали, что очень их угнетало.
______________
* в момент своего образования (лат.)

Это было неприятно и Мусе. У них были вполне достаточные средства.
Двоюродная тетка Вивиана умерла, - "очень тактично, не засиживаясь, как
полагается уважающей себя двоюродной тетке", - говорила матери Муся, изредка
себя примерявшая к циничному тону. Тамара Матвеевна ахала с искренним
ужасом: "Муся, как тебе не стыдно! Это, все говорят, была такая чудная
женщина!.." Полученное наследство оказалось менее значительным, чем они
думали: пришлось заплатить очень большой налог, - Семен Исидорович только
поднял брови, услышав, сколько ими было заплачено наследственной пошлины. -
"Отчего же Вивиан не посоветовался с хорошим юристом?" - спросил он с
искренним удивлением (этот вопрос вызвал столь же искреннее удивление у
Клервилля). Они могли прекрасно жить на проценты с капитала. Однако
пригодились бы и те двадцать тысяч фунтов, которые, по словам Семена
Исидоровича, были им отложены для Муси в Петербурге - и, конечно, должны
были к ней поступить тотчас по восстановлении России.
Муся знала, что Клервиллю в голову не приходила мысль об ее приданом:
он по-настоящему оскорбился бы, если бы в нем такую мысль заподозрили. Она
очень это ценила, и все-таки думала, что было бы много лучше иметь и