"Марк Александрович Алданов. Могила воина" - читать интересную книгу автора

большая радость: хижину посетил великий английский писатель и
государственный деятель, член палаты пэров лорд Байрон. Карбонарии затопали
ногами, принося конспирацию в жертву обряду.
- Добрые родственники, - сказал хозяин хижины (голос его опять
изменился: он стоя говорил не так как сидя), - наш знаменитый гость не
входит в нашу венту. Но мы никак не должны считать его язычником. Он входит
в близкое и родственное нам общество Романтика. Другое общество, Американцы,
ставящее себе те же цели, что и мы, избрало его своим главой. Наш знаменитый
гость имеет, следовательно, право присутствовать в хижине, и все мы рады
приветствовать в его лице одного из благороднейших людей мира, великого
борца за свободу народов и, в частности, за нашу страждущую страну, имеющую
столь великое прошлое. Освобожденная единая Италия, создание которой
составляет нашу цель, вечно сохранит в своей благодарной памяти людей,
боровшихся за ее освобождение и за освобождение человечества. Ибо мы знаем,
как прочна любовь к свободе в душе нашего народа! - Все снова шумно
затопали. - Добрые родственники, - сказал хозяин хижины, немного понизив
голос в знак того, что сейчас будет говорить слова тягостные. - В каждой
стране есть люди разные. Великим британским народом теперь править виконт
Кэстльри, враг свободы, защитник угнетателей во всем мире. Мы об этом
скорбим. Но мы твердо помним, что великий британский народ не несет
ответственности за своих правителей. Наряду с лордом Кэстльри, - он немного
помолчал, - у Англии есть и лорд Байрон!
Карбонарии затопали. Хозяин хижины сел и вопросительно взглянул на
гостя. Наступила тишина, будто все ожидали, что теперь-то странности и
начнутся. Байрон совершенно не предвидел, что ему придется сказать слово.
Никакой речи он не приготовил и смутился, хоть умел и любил говорить. Лицо
его изменилось и побледнело. Он встал (веревка, оказавшаяся не повязанной,
свалилась на пол) и заговорил, к общему удовлетворенно, по-итальянски, при
том довольно свободно, хоть с ошибками. Поблагодарил за оказанную ему честь,
за добрые слова, столь им незаслуженные, и выразил радость по тому случаю,
что оказался в Венеции, с которой у него связано столько приятных
воспоминаний.
- В вашей прекрасной стране, - сказал он, - в вашей прекрасной
стране... Ибо для меня нет австрийской Венеции, папского Рима и бурбонского
Неаполя, а есть одна великая, прекрасная, единая Италия! - Снова все
восторженно затопали. - В вашей прекрасной стране существуете превосходная
поговорка: A Venezia si sogna, a Roma si pensa, a Firenze si lavora, a
Napoli... Он запнулся, забыв, что делают в Неаполе. Несколько голосов
радостно ему подсказали: "Si vive!... Si vive"! Байрон улыбнулся, повторил:
"Si vive!" - и заявил, что все, итальянцы и не-итальянцы, должны
одновременно и мыслить, и мечтать, и трудиться, и жить во имя будущей
великой, свободной Италии!
Когда долгое топанье кончилось, Байрон попросил разрешения перейти на
английский язык. "Просим, просим", - закричало несколько голосов. Хозяин
хижины ласково-бережно протянул руку к оратору, предлагая ему на мгновенье
остановиться, и сказал, что, так как всем дорого каждое слово знаменитого
гостя, а прекрасным английским языком владеют лишь немногие, то не
согласится ли мастер-месяц, хорошо знающий иностранные языки потом перевести
речь? - "Хозяин, я повинуюсь" отчетливо, солдатским тоном, сказал мастер
месяц и вынул из кармана карандаш.