"Марк Александрович Алданов. Могила воина" - читать интересную книгу авторавпечатлениями. - "Ничего, гусары как гусары. Наши лучше", - сказал
Меншиков. - "Люди да, а лошадки, пожалуй, у них почище", - возразил Чернышев больше для того, чтобы поспорить. - "Ну, нет! И лошади наши - где же ихним!..." Разговор не клеился. Из за мрачного настроения царя вся поездка стала довольно мрачной. Волконский, отделавшийся от австрийца, сердито сообщил, что государь до поздней ночи читал Иова. - "Что до поздней ночи не спал, это вы можете знать по свечке. А Иова он читал или не Иова, этого вы никак, Петр Михайлович, знать не можете", - возразил Чернышев. - "Какой вы спорщик, почтальон. Я видел раскрытую книгу". "С'est plutot maussade, Job", - заметил, зевая, Меншиков. - "С тех пор, как он в Вене стал на колени перед бродягой-квакером и поцеловал этому проходимцу ручку, я больше ничему не удивляюсь!" - гневно сказал Волконский. - "Вильям Аллен не бродяга и не проходимец, а очень почтенный человек", - поспорил Чернышев. - "Ну, так целуйте ему ручку и вы! По мне хоть бы и не ручку!... И молится этот бродяга точно Березань пляшет или гросфатера: плечики вывертывает, и этакая на лице веселость!" - Меншиков засмеялся. - "Бросьте, господа, квакера. Ежели б еще квакерша... Скажите лучше, где будем закусывать? Вашего венгерского я выпил бы, но сейчас совестно, да и не хочется есть, а обедать не ранее придется, как во втором часу". - "Успеете выпить, будет еще остановка до Вероны: ведь он должен переодеться. Не забудьте, господа приготовить австрийские ордена". - "Приготовим, приготовим, Петр Михайлович... Идем под сень вершителей судеб", сказал Меншиков, показывая взглядом на Нессельроде, вышедшего на крыльцо с озабоченным видом; его сопровождали послы: Ливен и Поццо ди-Борго. Через несколько минут коляски выехали на дорогу и выстроились длинным Александр. Прозвучала незнакомая австрийская команда. Гусары обнажили сабли. Царь занял место в первой коляске с графом Нессельроде и с австрийским генерал-адьютантом. Поезд, не спеша, тронулся. Было всего девять часов, а встреча у Веронской заставы назначена была на двенадцать. Стараясь скрыть скуку и дурное настроение, Александр Павлович расспрашивал о Вероне. Австриец сообщил, что почти все уже съехались, что в городе не осталось ни одной свободной комнаты: предусмотрительные лайбахские спекулянты заблаговременно сняли много квартир и теперь сдают их туристам по бешеной цене. - Для вашего величества приготовлен Палаццо Каносса, едва ли не самый лучший из исторических дворцов Вероны. Он выстроен знаменитым архитектором Санмикеле. Заседания конгресса происходят в Палаццо Капеллари. Или, вернее, будут происходить, так как без вашего величества ничего важного быть не могло. Французская делегация, с Монморанси и Шатобрианом, остановилась в Палаццо Родольфи... - Ах, да, в ней Шатобриан, - сказал царь, подавляя зевок. - Что он за человек? Я почти его не знаю. - Могу только сказать вашему величеству, что по внешности он человек весьма невзрачный, - с улыбкой ответил австрийский генерал-адьютант и покраснел, подумав, что этого не следовало говорить при карлике Нессельроде. - Да, да... Ну, а английская делегация? Значит, нашего бедного лорда Кэстльри заменил Веллингтон? Какое ужасное событие! - со вздохом сказал император, разумея главную злобу дня: самоубийство маркиза Лондондерри. Австрийский генерал и граф Нессельроде одновременно вздохнули. |
|
|