"Марк Александрович Алданов. Могила воина" - читать интересную книгу автора

мог вынести этого варварства: перед началом обеда люди убивают
чувствительность неба, глотая залпом разбавленный водою спирт; а затем из
кухни, откуда идти в столовую не меньше пяти минут, приносят одно за другим
стынущие по дороге блюда!
- Я высказываю не свое мнение, а мнение великого Карема, - сказал он
Ливену. - Впрочем, великий Карем сбежал и от меня. Он так мне и объяснил:
король поваров может творить только в Париже.
Разговор был приятный. Настроение короля стало улучшаться, особенно
когда разные griblettes de boeuf были убраны и начался настоящий обед.
Однако, к концу, после шампанского (никаких тостов на малых приемах не
полагалось) произошел не совсем приятный инцидент. Король заговорил на
военные темы, которые очень любил. Он высказал мнение, что первая пехота в
мире - русская. Наступило молчание. - "После пехоты Вашего Величества", -
ответил очень холодно герцог Веллингтон, - "Ну, какая же у нас пехота! Наша
кавалерия это, пожалуй, другое дело!... Думаю, однако, что при столкновении
с французской армией, в случае равных сил, мы непременно должны потерпеть
поражение, правда?" - "Я не могу согласиться и с этим мнением Вашего
Величества", - ледяным голосом произнес хозяин дома. Король так озлился, что
стал хвалить военные таланты генерала Англьси. Нельзя было задеть
Веллингтона чувствительнее: в военных кругах многие приписывали не ему, а
лорду Англьси, честь победы при Ватерлоо. Гости переглянулись. Граф Ливен
поспешно заговорил о предстоящем в Вероне международном конгрессе,
составлявшем главную злобу дня.
Маркиз Лондондерри, бывший лорд Кэстльри, не сказал почти ни одного
слова за весь вечер. Он и вообще был не очень разговорчив, но на этот раз
его молчаливость и измученный вид обратили на себя общее внимание гостей.
Хозяин дома раза два пытался вовлечь его в разговор; министр отвечал кратко
"да", "нет", и то невпопад. Он мало ел, зато пил в этот вечер несколько
больше обычного, хоть гораздо меньше, чем другие гости. Когда разговор зашел
о Веронском конгрессе, министр иностранных дел вдруг оживился, но оживился,
как потом вспоминали гости, несколько странно.
- Этот конгресс очень, очень опасен, - взволнованно сказал он. В его
словах ничего особенно удивительного не было. Однако, голос и вид министра
были таковы, что гости с недоумением на него взглянули.
- Почему же? - спросил Веллингтон. - Вы сами, дорогой друг, не раз мне
говорили, что предпочитаете систему непосредственных встреч и переговоров с
иностранными монархами и государственными людьми. Вы указывали, что она
удобнее дипломатической переписки и дает лучшие результаты. А я всегда
думал, что нужно выбирать меньшее зло. "In all circumstances the duty of a
wise man is to choose the lesser of any two difficulties which beset him",
повторил он ту же мысль в афористической форме и оглядел гостей.
Я вам говорю, что ехать в Верону опасно, - повторил Кэстльри, - очень,
очень опасно.
- В каком же смысле? - осторожно спросил граф Ливен.
Министр иностранных дел пробормотал чтото невразумительное. "Заговор,
заговор!" - произнес он и оглянулся в сторону окна. Гости насторожились.
Веллингтон сказал, что поездка в Италию очень утомительна.
- Не для железного герцога, надеюсь? - спросил король, желавший перед
уходом загладить свои нелюбезные замечания.
- Увы, и я, Ваше Величество, начинаю чувствовать тяжесть лет.