"Брайан Уилсон Олдисс. Все созданное землей" - читать интересную книгу автора

океанские соли?
Сандерпек развел руками.
- Это моя старая теория, сейчас я предполагаю кое-что другое. Мне
кажется, у него аллергия на антигистамин.
Я медленно и с трудом поднялся. Дальше слушать я не мог. Доктор -
странный и не лишенный очарования человек; этакий приземистый квадратный
мужичок; лицо крупное, но на нем с трудом размещаются все детали. Уши,
брови, глаза с крупными мешками, рот, нос, похожий на большую каплю, - все
громадных размеров. Вдобавок лицо покрыто прыщами, словно полустертый
барельеф на стене старого храма. К концу путешествия я насмотрелся на него
достаточно. Коротко кивнув, я пошел вниз.
Наступило время утреннего обхода, и никогда не обижавшийся Сандерпек
двинулся за мной.
То попадая в ногу, то снова сбиваясь, он спускался за мной на самую
нижнюю палубу, в трюм. На каждой палубе мерцали и отражались сигнальные
огоньки панелей управления; я подумал, что надо проверить главный пульт
автоматики. Старина Сандерпек плелся сзади, будто верный пес.
- Эти корабли можно было сделать бесшумными, - отвлеченно произнес он.
- Но конструкторы решили, что команде тишина будет неприятна.
Ответа он не получил.
Мы проходили между большими трюмами. В моем блокноте было отмечено, что
сигнал отбоя в третьем трюме звучит слишком тихо, и, заглянув сюда, я
убедился, что здесь все в порядке.
Третий трюм был пуст. Мне всегда нравился вид пустого трюма. Свободное
пространство улучшало мое самочувствие. Сандерпек был склонен как раз к
противоположному. Док, до того как взяться за примитивную работу на "Звезде
Триеста", знал только городскую жизнь. Я же, благодаря долгой каторге в
деревне, свыкся с идеей открытого пространства. Нельзя сказать, что в трюме
я ощущал ностальгию по нищете пропитанных ядом полей; трюм был как раз тем,
что мне нравится, - подходящих размеров, абсолютно чистый и полностью в моем
распоряжении.
Я внимательно осмотрел весь трюм; однажды я повстречал здесь Фигуру, и
с тех пор при одной мысли об этом мой пульс учащался. Можно, конечно,
находить удовольствие и в пренебрежении пульсом, но только в те дни, когда
не слишком болен.
- Выходи, когда закончишь, - сказал Сандерпек с порога. Он страдал
агорафобией; это одна из многочисленных болезней, которую обязательно
подцепишь в страшно перенаселенных городах. Ходил слух (в таких случаях я
никогда не докапываюсь до правды, поскольку слишком люблю сплетни), будто
однажды Сандерпек, оказавшись в середине такого же пустого трюма, грохнулся
в обморок.
Когда мы вновь двинулись по трапу, я сказал:
- Досадно, док, что все эти трюмы пусты, а корабль умирает. Красивый
корабль, но он не стоит и пенни.
Я гнул свою линию, но он вернулся к своему.
- Это прогресс для тебя, Ноул.
Опять смысл ускользает от меня! Начнем сначала. О, это заточение слов!
Они опутывают вас, пеленают, вы живете как бы вне и внутри них одновременно,
они окольцовывают саму вселенную! Я полагаю, их изобрели в помощь. Все, что
могу сказать, - это то, что я был гораздо свободнее, когда являлся рабом