"Юз Алешковский. Кенгуру" - читать интересную книгу автора

двух часов, которые я потратил на дорогу до Лубянки. Боже мой, какие это
были секунды, даже части секунд и части их частей. Ведь я прощался с
родимыми лицами из фамильного альбома и одновременно успевал давить косяка
на свободных воробьев за окном. Смахнул тополиный пух с Ван Гога. Сообразил,
куда заначить золотишко и денежку. Подумал, что платить за газ и свет - это
я ебу, извини за выражение, по девятой усиленной норме, пускай за газ платит
академик Несмеянов, а за свет сам великий Эйнштейн - специалист по этому
делу. Кроме всего прочего, я подготовил все к моменту возвращения на волю:
сервировал стол на две персоны и поставил поближе к своему прибору бутылку
коньяка. Поставил и отогнал от себя мысль насчет того, сколько звездочек
прибавится на этой бутылке, пока я буду волочь срок. Год пройдет -
звездочка, потом еще одна, потом, думаю, ты, коньяк, станешь "Двином ",
потом - "Ереваном ", а если даже и "Наполеоном", то все равно я не фраер,
все равно я освобожусь и выпью тебя, за кровь времени моей жизни выпью с
милой лапонькой, которая вон - по улочке, в белом фартучке, вприпрыжку бежит
из школы... Зачем-то в булочную забежала...
Застилать на будущую ночь тахту я не стал. Зачем откладывать
драгоценное времечко вроде как в копилку? Суждено будет - еще застелю.
Присел я потом на дорожку, пятнадцать минут всего прошло со звонка,
помолился, холодильник выключил и, между прочим, клопа, Коля, увидел. Хотел
его - к стенке, но почему-то пожалел. Извини, говорю, отбываю в ужасные
края, и кусать тебе долго будет некого. Но я тебя, тварь живая пожалею, ибо
жить ты должен до пятисот лет, и без кровной пайки преждевременно отдашь
концы. Взял я клопика и осторожно подкинул под дверь соседки Зойки.
Полминуты, не меньше, на это дело потратил. Герань на кухню вынес. Собрал
чемоданчик и вышел из дома. Заметь: вышел из дома. Стою у подъезда. Стою и
стою, потому что ноги у меня не двигаются. И не от слабости, а просто не
двигаются и все. Собственно, зачем моим ногам двигаться, если как следует
разобраться? Дорожку им самим не выбирать. Ее уже наметил для них гражданин
подполковник Кидалла. А раз не выбирать, значит, в ногах спокойствие.
Правда, Кидалла дал час сроку и за каждую минуту опоздания обещал сутки
кандея. Но ничего, думаю, отмажусь. И в душе у меня примерно такое же
спокойствие, как в ногах. Для души ведь тоже намечена гражданином
подполковником Кидаллой дорожка, она же путь, она же тропинка, она же стезя,
она же столбовая дорога, она же судьба.
Я, конечно, покандехал в Чека, но даже не заметил, как с места
сдвинулся, потому что, Коля, жизнь меня тогда так между рог двинула
костылем, что я, ей-Богу, в первый момент не мог просечь: существую я или не
существую...
Какая-то падла привязалась ко мне по дороге. Ей, видишь ли, показался
странным взгляд, которым я кнокал на портрет Кырлы Мырлы, висевший в витрине
гастронома. "Я, - говорит эта гадина, давно за вами наблюдаю, и если вы не
наш человек, то лучше пойдите и скажите об этом органам сами. Может быть, -
добавляет очкастая вша, - вам не нравятся изменения, произошедшие в мире?
Тогда заявите! Здесь! Сейчас! Заявите! Вместо того, чтобы носить фигу в
кармане и истекать бессильной слюной врага, вставшего над схваткой!"
Ничтожеством обозвала меня тварь и, главное, Коля, не отстает, падаль, ибо
ей, сволоте, интересно, по какую сторону баррикады она находится, а по какую
я? Я тогда и загундосил с понтом сифилитика, что нахожусь по ту сторону
баррикады, где мебель помягче и постаринней, и что направляюсь в