"Юз Алешковский. Чаинки" - читать интересную книгу автора

тогда смотаться на пару недель в Китай... Извините, сказал бы я, сие не для
моих нервишек, не для моей души, не для моих очей... Да вы что? Тур по
стране, где Мао вместе с бандами хунвейбинов насилует родной народ, для меня
столь же отвратителен, как въезд задним ходом в начало кровавых двадцатых
российских годочков...
В общем, я даже не наделся свалить куда-нибудь подальше от лживого
застойного смрада нашей общесоюзной помойки. Да вот случилось такое, во что
тоже поначалу не верилось! Сначала евреям, давно приученным историей к
дальним перелетам, дало или Время или Господь Бог - что, впрочем, одно и то
же - возможность свить гнезда в Израиле. Многие не преминули разлететься по
всему миру. Я свалил с семьей в Америку. А вскоре случилось вообще нечто
самое невероятное. Вскоре не Горбачев, а все оно же, всесильное Время, взяло
да и дало по сопатке химерическим планам партии - партии банкротов, у
которой еще в двадцатых поехала крыша.
Вдруг, уже в Америке, меня ни с того вроде бы, ни с сего, потянуло на
стишки. Я ведь полагал, что навсегда завязал со стишками после сочинения
дюжины милых моей душе песенок. Да вот снова потянуло меня в Штатах на
стишки. Я и накропал несколько трехстиший и пятистиший, помимо моей воли
обретших такую форму и такое звучание, что во внешности Музы этих стишков
совсем не осталось, как мне показалось, черт, прежде мне знакомых:
Всей туши мира не хватит обрисовать его же пороки. Употреблю-ка ее до
последней капли на дуновение ветра в заиндевелых стеблях осоки, куда-то
унесших перышко с одинокой, озябшей цапли...
А вот еще:
Снегопад сотней псов завывает под дверью, в печке тяга пропала, закисло
вино. Развалилась, как глиняный чайник, Империя, императорский двор и
министры - говно. Белый гусь, бедный гусь, не теряй столько перьев. Нашел
возле дома одно, вот - скрипит, как снежок на дороге, оно...
Вот так Муза моя милая стала вдруг похожей на китаянку. Конечно, это
произошло не только от вечной моей любви к видам, звучанию и вообще к духу
традиционной китайской поэзии, точнее говоря, к дивному ее характеру,
исполненному мудрой сдержанности и немногословности. Но - будет о стихах.
Заметки о путешествии в Китай мне хотелось бы назвать ЧАИНКАМИ. Пока
ЧАИНКИ эти, так сказать, только еще завариваются, скажу, что если бы мы с
Ирой пожертвовали одной из поездок в Италию или в Германию, то слетали бы в
Китай гораздо раньше. Но дело было, думается, не в бабках и не во времени. В
обрез, как говорят евреи, хватило бы нам и того и другого при нашей
неприхотливости и умении бродяжничать по пространствам стран свободных.
Дело, наверное, было в бессознательном страхе перед страной, хоть и
решительно наплевавшей на марксистско-ленинскую бредятину великого кормчего,
страной, во время опомнившейся от дикого безумия и со страшной силой
рванувшей по пути реформ, но оставшейся как бы то ни было под железной пятой
партийных властей и догматической идеологии.
Живуч дракон идеологии, весьма, к сожалению, живуч. И сдав часть
позиций, не перестает ведь упырская эта идеологи придавать законный характер
тоталитарной власти партии и утверждать историческое превосходство
пресловутой диктатуры пролетариата над распутными демократиями так
называемого свободного мира. Хотя ясно нам было, что партийная говорильня -
говорильней, надстройка - надстройкой, а перестройка-то пресловутого базиса
начата - пошла она, на удивление стран и народов, пошла!