"Наталья Александрова. Три мужа и ротвейлер" - читать интересную книгу автора

свои благородные позы он репетирует по утрам перед зеркалом, а все экспромты
придумывает заранее. Я точно уверилась в своей правоте, когда как-то во
время ужина пролила Игорю на брюки горячий чай. Он вскрикнул, сумел сдержать
готовое вырваться неприличное слово, но во взгляде не осталось ничего
благородного, и улыбка напоминала волчий оскал.
- Глупости, - возмущалась мать, когда вечером я поведала ей результаты
своих наблюдений, - что же ему надо было плясать от радости, что ты его
обожгла?
Дело было не в горячем чае, просто от неожиданности Игорь забыл про
лицо, и сразу же проступило его хамское нутро.
- Ерунда! - сердилась мать. - Ты просто ревнуешь и не хочешь, чтобы
рядом со мной был приличный человек.
Я возразила, что как раз этого-то я и хочу и поэтому настоятельно
рекомендую ей приглядеться ко второму кандидату, которым и был Валентин
Сергеевич. Человек он был очень приличный, воспитанный, образованный -
профессор, между прочим, в Технологическом институте, но, как считала мама,
обладал очень большим недостатком - был старше ее на десять лет.
"Ты хочешь, чтобы я похоронила себя со стариком!" - кричала мать "Тогда
скажи ему об этом прямо, - ехидно возражала я. - Зачем ты его мучаешь?
Бережешь на черный день?"
Но она, что называется, как с цепи сорвалась. Мама никогда не была
легкомысленной, просто, как я сейчас понимаю, ей нравилось такое состояние,
когда ухаживают, говорят комплименты, ей хотелось оттянуть окончательный
выбор. И чтобы присутствие Валентина Сергеевича в нашем доме обрело какой-то
смысл, она предложила ему позаниматься со мной химией.
Я в то время заканчивала последний класс и собиралась поступать в
университет на филологический факультет. Почему-то если ребенок не успевает
по физике и математике, принято называть его истинным гуманитарием. В нашей
школе физичка Кира Борисовна с грустью пожимала плечами, утверждая, что
полкласса, входя к ней в кабинет, оставляют мозги в коридоре, а математик,
как представитель более точной науки, не уставал добавлять ехидно, что
некоторым и оставлять-то нечего. Скажу не хвастаясь, что на меня их ехидство
никогда не распространялось, но вот химия... Химия - это был кошмар моей
школьной жизни.
Началось все с седьмого класса, когда мы проходили
окислительно-восстановительные реакции. Во время опыта я честно слила вместе
кислоту и щелочь и, рассчитывая, что в чашке должен получиться раствор
поваренной соли, как было написано в формуле, рискнула попробовать его на
язык. Язык обожгло кислотой, а когда я, возмущенно отплевываясь, вскочила и
опрокинула на себя чашку, колготки покрылись множеством дырок. Вот и верь
после этого формулам! И я возненавидела химию.
Дальше пошло еще хуже - органическая химия наводила на меня ужас.
Особенно возмущало бензольное кольцо. Почему у всех формулы нормальные, а у
бензола - кольцо? - вопрошала я Валентина Сергеевича.
Он улыбнулся и рассказал, как немецкий химик Кекуле увидел в зоопарке
трех обезьян, сцепившихся лапами и придумал формулу бензольного кольца.
Обезьяны мне понравились, обезьяны - это что-то конкретное.
После того, как Валентин Сергеевич примирил меня с бензолом, дело пошло
на лад. Он проводил со мной гораздо больше времени чем с мамой и сумел-таки
заставить меня если не полюбить химию, то хотя бы сдать ее на четверку.