"Михаил Алексеев. Карюха (Дилогия - 1) " - читать интересную книгу автора

Шумно усаживались, посреди стола ставилось огромное блюдо со щами, оно
курилось оглушительно вкусно пахнувшим парком. Все принимались дружно
хлебать. Оживление за столом возрастало по мере приближения к
ответственнейшему моменту: щи почти выхлебаны, на дне оставалось одно мясо,
и вот-вот прозвучит команда: "Берите!" Раньше - для всех - ее подавал дед,
теперь, в третьей смене, - мой отец. Ждешь, бывало, этой команды, а рука
дрожит, ложка в ней выстукивает об стол барабанную дробь: малейшее
промедление может дорого обойтись твоему желудку - лучший кусок мяса
проскользнет мимо твоего рта. Потому-то некоторые из нас старались упредить
событие. Обычно это делал средний мой брат, Ленька. Он ухитрялся подцепить
кусок за долю секунды до общей команды. Само собой разумеется, что
предприятие это было связано с известным риском. Нередко отцовская рука,
вооруженная большой деревянной ложкой, награждала нарушителя порядка
звончайшим ударом по лбу. Ленька вздрагивал при этом, морщился от боли, но
кусок мяса, добытый такой дорогой ценой, все-таки успевал отправить в рот.
Когда стол был общим, Ленька проделывал свои опыты почти безнаказанно: среди
семнадцати ложек, одновременно устремившихся к блюду, нелегко определить
злонамеренную. Теперь все осложнилось. И причиной тому раздел.
О нем начали поговаривать давно. Но не очень серьезно. Поговорят и
забудут. А позапрошлой зимой разговоры эти стали сопровождаться делами
практическими. Возле сада были срублены ветлы. Прошлой весною в отдаленных
концах села выросли два сруба - теперь стояли почти готовые избы для нашей
семьи и для дяди Петрухиной. Все, стало быть, решено. Жили по-прежнему под
одной крышей, но тремя разными семьями. Готовили еду в одной печке, а еда
была разной. В малой дяди Пашкиной семье - погуще, в нашей - пожиже, в дяди
Петрухиной - еще жиже. Еда как бы разбавлялась по числу ртов.
А в канун того дня, о котором будет рассказано подробнее, главы трех
вновь возникших "социальных образований" под наблюдением деда Михаила
бросили жребий. Дед из спичечного коробка вырезал три равные прямоугольные
бирки. На одной из них написал слово "Буланка", на другой - "Карюха", на
третьей - "Ласточка". Бросил бирки в шапку и позвал сыновей. Те ждали в
передней, небритые, с помятыми от бессонной ночи лицами и странно чужие друг
другу. У моего отца почему-то дергался левый ус, он пытался прикусить его и
не мог. Дядя Петруха отчаянно качал зыбку, хотя ребенок не плакал. Только
Павел старался казаться беспечным, подтрунивал над моим отцом, уверяя, что
тот обязательно вытащит из дедовой шапки Карюху. Отец мой посылал его к
черту, обещался даже угостить оплеухой, и притом вполне серьезно. Когда дед
позвал, все в один миг преобразились, стали небывало серьезными. Бледные,
подошли к шапке.
- Ну, начинайте.
Никто не хотел рисковать первым. Сделал было шаг вперед мой отец, но
как раз в эту минуту во дворе заржала Карюха. Почтя голос ее за недобрый
знак, отец отпрянул. Менее всего он хотел, чтобы ему досталась Карюха. С
точки зрения ее хозяев, кобылка эта обладала всеми мыслимыми и немыслимыми
лошадиными пороками. Посудите сами: во-первых, она стара; во-вторых, ленива;
в-третьих, коварна и зла - может подкрасться к тебе сзади и укусить ни за
что ни про что; в-четвертых, лягуча - поддаст задними копытами так, что
костей не соберешь; в-пятых, неуживчива - выведешь в ночное, не будет
пастись с другими лошадьми, обязательно ее унесет черт знает куда (надобно
удивляться, как ей удается ускользать от волчьих зубов - хитрость выручает