"Михаил Алексеев. Рыжонка " - читать интересную книгу автора

них краеугольные камни, раздобыть (что было нелегко) для самого первого
нижнего венца несколько дубовых бревен и уже на них возводить избу,
привычную для русских деревень пятистенку.
Годом раньше нас перебрался на хутор, в отдаленную часть села, в
собственную хату дядя Петруха с детьми и женою. Перебрался явно до срока,
потому что ни сама изба, ни двор при ней были далеко не достроены, не
завершены. В задней комнате, например, не было пола, поскольку для него не
хватило досок, а двор обозначен лишь тощеньким плетнем, внутри же не выросло
пока что ни сарая, ни единого хлева, ни загона для овец, так что доставшаяся
этой семье скотинешка по-прежнему оставалась на дедушкином попечении, в его
же дворе. Ни корова, ни овцы, ни куры, ни поросенок не подозревали, конечно,
что теперь они тут нахлебники, приживалки, стало быть, лишние и в этом
качестве терпеть их долго не будут. Знал про то и дядя Петруха и собирал
помочь за помочью, чтобы и на его новом дворе появились какие-никакие
постройки. В их. возведении самое активное участие принимала Буланка,
Карюхина дочь, унаследовавшая от матери и выносливость, и неприхотливость к
кормам. Она не только привозила лес, солому, камни, но и ходила по кругу,
месила глину, чтобы пришедшие на помочь женщины сейчас же начали обмазывать
стены хлевов.
Само собой разумеется, что и мы все, родственники, начиная от деда и
кончая мною, находились с утра до позднего вечера тут же и как могли
помогали дяде Петрухе, который так измаялся, что всегда веселые, приветливые
его глаза отуманились, провалились куда-то, а черная борода взмокла и, не
расчесанная, трепыхалась неряшливыми клочьями. Даже шутки-прибаутки,
которыми обычно он подбадривал себя и всех, кто трудился рядом с ним, как-то
поувяли, утратили сочность и ядреность и все чаще заменялись ворчливой
бранью по адресу, главным образом, жены, взрослых сыновей и дочерей. Как бы
там, однако, ни было, а двор отстраивался и в конце концов обрел бы
надлежащий ему вид, лет этак через пяток, но подоспел год тридцатый...
Впрочем, о нем речь впереди. Мне же в самую пору вместе с отцом,
братьями и сестрой, а также с Карюхой, Рыжонкой и со всей прочей живностью
перебираться на наш собственный двор.
Дедушка хоть и не торопил нас, но был бы, конечно, не против, ежели б
это наше переселение случилось побыстрее.
Дедушка, конечно, понимал, что и после разделения у него-то самого
забот не убавится. Взрослые дети их лишь добавляют, этих забот. За
сыновьями, хоть и обзавелись они бородами и усами да собственным потомством,
по-прежнему нужен глаз да глаз. В особенности ненадежен был как раз
отделившийся первым Петр Михайлович, которого все мы, его племянники и
племянницы, не называли иначе как дядя Петруха. Будучи мужиком в высшей
степени общительным, добрым, услужливым, очень веселым, способным (что
ценилось его дружками в первую очередь) раздобыть проклятую сивуху хоть
из-под земли в любое время суток, он был более чем желанным всюду, где
затевалось большое, малое ли гульбище. В общей семье такой дяди-Петрухин
"недочет" не приносил особенно ощутимого урона, поскольку не исполненное им
какое-то дело исполнялось другими братьями, а чаще всего - отцом, нашим
дедушкой. Теперь, когда Петр Михайлович оказался во главе отпочковавшегося
самостоятельного семейства, его пристрастие к матушке сивухе и мало
утешительная привычка большую часть времени проводить не дома, а в компании
беззаботных выпивох, ничего хорошего не сулили ни ему, ни его многодетному