"Михаил Алексеев. Рыжонка " - читать интересную книгу автора

случае затевать драку со мной не было никакой необходимости. Достаточно
того, что Полкан достойно защитил и свою честь, и честь своего юного
хозяина.
- Как тебя зовут? - подойдя ко мне поближе, спросил Ванька.
Я ответил и в свою очередь спросил:
- А тебя?
- Ванька. Ванька Жучкин. Жуков, значит.- И тут же объявил свое
обычное: - Мир?
- Мир! - ответил я как можно скорее, сообразив, что только такого
ответа и ждет от меня хуторской забияка.
- Ну, айда к нам. Я тебе кроликов покажу. Таких ни у кого нету.
Забыв о первоначальном намерении проведать двоюродных братьев, я вслед
за Ванькой направился к нему в дом. И не зря: к себе я возвращался с новым
другом, а в кармане рваного моего полушубка лежали, плотно прижавшись друг к
другу, два теплых, вздрагивающих живых комочка - Ванька подарил мне на
развод, как бы на новоселье, маленьких серых крольчат. Судя по их матери и
отцу, которых мне показал Ванька, его подарок обернется для меня двумя
необычными, большими-пребольшими, каких, в самом деле, ни у кого на селе
нету и быть не может, породистыми кроликами. К тому же Ванька побожился,
даже пообещал "провалиться вот на этом самом месте", словом, заверил меня,
что в моем кармане находится будущая супружеская кроличья пара, от которой в
два-три года расплодится целое стадо ушастых домашних зверьков.
Теперь мы сидели на печке и разучивали рождественскую молитву. Она была
очень длинная и состояла из слов, более чем наполовину нам непонятных.
"Рождество Твое, Христе Боже наш!" - бойко начинали мы, а далее
притормаживали, поскольку не знали, что скрывается за последующими словами.
"Воссиямиро, воссиямиро, весьсветорадуясь",- бормотали бессвязно и
бестолково, уже и не пытаясь вникнуть в смысл выкрикиваемых словосочетаний.
Из-за шестка мать подсказывала: "Рождество Твое, Христе Боже наш! Воесиял
весь мир, радуясь". Но у нас опять сливалось в это одно "воссиямиро".
Срывались с нашего языка, вылетали вперемежку какие-то волхвы, какие-то
"поучахися" и много всего другого, не доступного нашему куцеватому умишку.
Лишь самый конец молитвы был ясен и для нас, и мы произносили его
торжествующе громко: "Господи, слава Тебе!" По-видимому, что-то складывалось
у нас и в остальных частях молитвы, потому что когда мы входили в очередной
дом и, захлебываясь, перебивая и опережая друг друга, напевали наше странное
сочинение, никто нас не останавливал и не поправлял. Мы с Ванькой старались
вовсю. А мой средний брат Ленька, тот вообще не знал ни единого слова даже
из этого "произведения". Остановившись чуть позади нас, он только разевал
рот, показывал хозяйке или хозяину дома, в который входили, что и он поет,
что и ему полагается либо крендель, либо конфетка, либо, вместо того и
другого, копейка или даже пятачок.
Перед самым уходом из своего дома мы хорошенько обдумывали, как бы
успеть обойти все село, с какого конца начать и каким кончить, чтобы не
пропустить ни одной избы, во что бы то ни стало побывать во всех и наславить
столько, чтобы все аж ахнули от удивления при виде наславленного нами
богатства. Село Монастырское насчитывало более шестисот дворов. Его можно
обойти лишь в том случае, если начать поход не позднее двух часов ночи и
закончить в девять или десять утра. Тут нужен был поводырь поопытнее и
посильнее, такой, который и село знал получше, и мог бы отбиться не только