"Валерий Алексеев. Чуждый разум ("Юность", 1975)" - читать интересную книгу автора

Путукнуктин - другой.
- Кончена карьера, - тихо проговорил Ахябьев и, поведя плечами,
освободился от дружеских рук. - Ну, что ж, будем действовать сообразно. -
Он посмотрел на Мгасапетова, потом на Путукнуктина, грустно улыбнулся. -
Двести двадцать вольт, - сказал он задумчиво, - в отдельные моменты до
двухсот пятидесяти. Болевой шок, паралич речевых, слуховых, зрительных
центров, прекращение сердечной деятельности - и, как говорится, можно
сливать воду.
Гамлет Варапетович и Слава Путукнуктин в ужасе отступили от Ахябьевского
стола.
- Займите свои места, - ласково сказал им Роберт Аркадьевич, - и давайте
почтим память Ахябьева молчанием. Он был неплохим человеком и пал жертвой
научного эксперимента.
Мгасапетов и Путукнуктин повиновались. Минуту в триста пятнадцатой
комнате стояла жуткая тишина. Потом лицо Славы Путукнуктина мелко
задергалось, он уронил свою голову на стол и заплакал навзрыд. Гамлет
Варапетович заморгал и, не нашарив в кармане платка, вытер глаза рукавом
замшевой куртки.
- Ну, что ж, - как ни в чем не бывало сказал Ахябьев, - приступим к делу.
Гамлет, дорогой, пригласи сюда Никодимова.


В глубокой задумчивости Владимир Иванович Фомин возвращался к себе на
третий этаж. Чтобы избежать встречи с сотрудниками института, он отказался
от услуг лифта и шел пешком по пустынной парадной лестнице.
Вдруг Владимир Иванович приостановился. Навстречу ему поднимался
начальник отдела пересчета Борис Борисович Никодимов. Начальник шел, глядя
прямо перед собой, и избежать столкновения было невозможно. Собственно,
взгляд Никодимова был устремлен поверх головы Фомина, но впечатление
пристальности осталось, и даже неприязни.
Оказавшись лицом к лицу с начальником отдела, Владимир Иванович с
достоинством кивнул и сделал шаг в сторону, чтобы Борис Борисович мог
пройти своим путем, не посторонившись. Но Никодимов также сделал вежливый
шаг в сторону и даже остановился, пропуская Фомина мимо себя. Здесь,
собственно, должно было последовать беглое замечание ("Пешком решили
прогуляться?" - Или что-нибудь в этом роде), но не последовало, и Фомин
(не проходить же молча) вынужден был произнести нечто невнятное:
- Вот, Борис Борисович, вниз, так сказать, иду.
Никодимов усмехнулся и ответил в том же неопределенном тоне:
- А я, Владимир Иванович, так сказать, вверх. С вашего позволения.
И впечатление неприязни усилилось настолько, что Фомин счел за благо
промолчать. Он еще раз кивнул и, приглаживая редкие жесткие волосы, пошел
вниз. Колени у него дрожали. Спиной он чувствовал, что Никодимов стоит на
той же ступеньке вполоборота и через плечо смотрит ему вслед. Как смотрит,
с усмешкой или без, Фомин судить не мог, но никакие земные блага не
заставили бы его оглянуться.
Три года Владимир Иванович любовался своим начальником отдела, тщательно
фиксировал в памяти жесты его и манеры, а тихий голос Бориса Борисовича
казался ему идеальным для современного руководителя. Причем ответного
внимания Фомину не было нужно, оно его обеспокоило бы и отяготило.