"Валерий Алексеев. Чуждый разум ("Юность", 1975)" - читать интересную книгу автора

таков. Это азартный человек, в душе игрок, хотя и несколько робок. Очищаю
вас от этого подозрения.
- В таком случае, Роберт Ахябьев, - с меньшей уверенностью проговорил
Владимир Иванович. - Основания - умение оперировать с девятизначными
числами в уме, болезненная склонность к завиральным идеям, к
необоснованным гипотезам и к бесстыдному юмору.
- Как вы сказали? - Переспросил "Идеал". - К бесстыдному юмору?
Он зашипел и надолго умолк. Только через минуту осипший от беспрерывных
криков "Але! Але! " Фомин услышал вновь бархатный бас "Голубого идеала":
- Да вы шалун, Володя. Меня чуть не задушил хохот. Запомните, мой
мальчик: Есть юмор и есть бесстыдство. Бесстыдство - очень серьезная вещь.
Серьезная и мрачная.
- Так очищаете?... - Робко спросил Владимир Иванович.
- Ну, нет, голубчик, - весело сказал "Идеал". - Тут больше зависти, чем
подозрения. С этим и оставайтесь. Кто дальше?
- Один Путукнуктин... - Пробормотал Фомин. - Вот никогда бы не подумал.
Хотя, с другой стороны...
- Что вы там бормочете? - Поторопил его "Идеал". - Имейте в виду, вы
исчерпали свой полугодовой лимит машинного времени. Одна минута разговора
со мной стоит полтора миллиона. До нового года вам придется считать на
пальцах. Если придется вообще.
Да, да, конечно, - поспешно проговорил Фомин. - Я сознаю и готов нести
ответственность. Но Слава Путукнуктин... Конечно, он молод, имеет привычку
задавать нелепые вопросы, длинноволос, не по-земному миловиден... И потом,
простите, у него практически не растет борода!
- У Наполеона, между прочим, тоже не росла борода, - заметил "Идеал". -
Это все Ваши подозрения?
- Все.
- Не густо, Вова. Отпускаю вам Ваши грехи. Что бы ни случилось -
мужайтесь.
И "Голубой идеал" отключился.


Между тем, остальные пришельцы, кое-как отобедав, вернулись к себе в
отдел. Молодой Путукнуктин был совсем плох. По галерее Мгасапетов и
Ахябьев вели его чуть ли не под руки: он ослабел от переживаний и еле
волочил ноги. Огромная толпа сослуживцев, покинув кафетерий, устремилась
было за ними, но группа молодых ребят, взявшись за руки, перекрыла проход
на галерею, и только несколько прорвавшихся шли в отдалении,
останавливаясь всякий раз, когда Ахябьев оглядывался.
Однако, войдя в триста пятнадцатую и заняв свое рабочее место, Слава
Путукнуктин несколько приободрился. К пушистым щекам его вернулся румянец,
глаза заблестели. С детским любопытством Путукнуктин принялся разглядывать
стены комнаты, шкафчики, пульты, особенно его умилял хитроумный оконный
переплет.
- Как будто впервые увидел! - Повторял Путукнуктин с восторгом. Ей-богу,
как будто впервые!
Он посмотрел на хмурого Ахябьева и разразился заливистым смехом.
- Прелестная зверушка! - Приговаривал он, тыча в Роберта пальцем. -
Очаровательное двуногое!