"Валерий Алексеев. Паровоз из Гонконга (Повесть, ж."Мы" 1-3/1990) " - читать интересную книгу автора

секрета.
Андрей кинулся на помощь отцу. Радуясь, что все семейство в сборе, и
желая, должно быть, показать, что его вклад в общее дело не такой уж
пустячный, он принялся усердно ворочать самый тяжелый груз (это был
обшитый холстиной ящик почти в человеческий рост), но отец его
отстранил.
- Не надо, сынуля, - коротко сказал он без всякой интонации. Вдвоем с
дядей Сережей они отнесли ящик к стене, причем дядюшка приседал от
тяжести, по темному его лицу ручьями струился пот.
- Старайся, рвись, - промолвила тетя Клава, - кишки-то из ушей
выползут. Урод и есть урод.
Андрей, выстраивая чемоданы в ряд, чтобы удобнее было пересчитывать,
украдкой на нее оглянулся. Эта толстая, некрасивая женщина была
преисполнена такого высокомерия, такой несокрушимой уверенности в своем
превосходстве над всеми окружающими, что можно было только дивиться:
откуда это у нее? Зачем ей столько? Для самозащиты довольно было бы и
сотой части, такое стратегическое высокомерие само нуждалось в защите.
Непостижимо, но дядя Сережа, далеко не урод, любовно о ней говорил: "У,
с Клашкой мне повезло. А приодень ее - так вообще королева".
- Ос-споди, ну и гамуз, - бормотала Клава, оглядывая багаж, -
Свихнуться можно. Люди оттуда везут, а эта лапотница туда тащит.
- Сколько разрешено, столько и везем, - благоразумно пропустив мимо
ушей "лапотницу", возразила ей Людмила.
Багаж был творением ее рук: посуду, продукты, постельное белье,
скатерки и занавески - все она закупала и стаскивала в кучу, как белка,
с осени прошлого года. Знающие люди подсказывали: "Не в гости едешь, а в
пустое жилье. Ничего там на месте не будет, ни ложки, ни поварешки,
обзаводись здесь". Посоветовали захватить и небольшой холодильник:
климат в стране назначения мало сказать что горячий, продуктами
запасаться надо, как в Щербатове, враз и надолго, холодильник там -
как найдешь. Именно холодильник "Смоленск" и помешался в ящике, обшитом
серой холстиной, по которой размашисто, с завитушками синим фломастером
было написано: "Из багажа И. П. Тюрина". "Из багажа" - чтоб не подумали,
что в этом ящике и заключается весь багаж.
- Ох, запихали бы вас в самолет поскорее, - тоскливо и злобно сказала
Клава. - Нам через весь город обратно тащиться, а уж квартиру загваздали
- три дня убирать.
За неделю, проведенную Тюриными в Москве, эта женщина совершенно их
допекла. Нет, она помогала в сборах и хлебосольничала усердно, но делала
все это с надсадой, скрыть которую никак не могла. Даже крестницу свою
Анастасию приваживала к себе с ненавистью, в пику всем остальным. "И
детиночка ты болезная, малокровушка ты моя, у одной во всем семействе
твоем сердечко у тебя ангельское, и куда ж тебя волокут родители твои
ненасытные? Изболелася я вся по тебе, изжалилася! Оставайся ты лучше со
мной, со своей мамой-кокой, и не езди ты с ними никуда, ну их совсем!"
Делая такую заявку, Клава ничем не рисковала: оставлять с нею
болезненную и любимую свою дочку Людмила не собиралась. О чем однажды
был разговор - так это насчет Андрея, чтобы закончить ему восьмилетку в
Москве, но уж тут тетя Клава дала золовушке решительный отпор. "Да чтоб
я хомутину такую на себя наложила - боже меня упаси!" Андрея тетка Клава