"Анатолий Алексин. Здоровые и больные " - читать интересную книгу автора

машину, потому что опаздывали. Я уже объясняла... - А в этой вчерашней
спешке Маша, как я понял, искала смягчающее вину обстоятельство. - Так бы
мы поехали на автобусе, а тут стали "голосовать"... И вдруг отъехавшая от
больницы "Лада" притормозила, дверца распахнулась. И женщина, которая была
за рулем, предложила нас подвезти. Интересная дама! Впрочем, все женщины за
рулем кажутся мне такими. По-моему, и тебе, Паша? Когда они попадаются на
пути, ты оборачиваешься и делаешь вид, что тебя привлекает уличная
"наглядная агитация". Так вот. Мы стали продолжать в машине разговор,
который начался в ординаторской. Женщина была незнакомая - и мы
разнуздались.
- До какой степени? - спросил я.
- Я, к примеру, сказала о заветной мечте Липнина: чтобы все нужные ему
люди враз заболели и залегли в нашу больницу, а еще лучше - чтобы их можно
было запихнуть к нам здоровыми! Как назло, мой муж, всегда такой
задумчиво-молчаливый, тоже внезапно разговорился... Когда подъехали... мы,
естественно, стали благодарить, а она отвечает: "И вам спасибо! Я прослушала
ваш разговор с особым интересом". Я спрашиваю: "Почему с особым?" - "Потому
что я жена Липнина!" И захлопнула дверцу. Беззлобно захлопнула... Она мне
понравилась! Я даже подумала, что муж и жена - не обязательно одна сатана.
- Так и шептались у нее за спиной?
- Ну да... Она же вела машину.
- Что-то в этом есть неприятное...


Я видел Семена Павловича разным: угрожающе деликатным, обретающим
самообладание и теряющим его. На этот раз он мог бы произнести: "Я рад:
наконец маски сброшены!" Но он выглядел растерянно-гневным или даже скорее
гневно-растерянным.
Для того чтобы дома все было "в полном порядке", Семен Павлович решался
нарушать порядок в нашей больнице. Он давно стал крепостью для своего дома и
хотел, чтобы в ответ его дом был его крепостью. А Маша и Паша невольно
посягнули на прочность самого главного крепостного сооружения.
- Вы говорили о запрещенных приемах? - начал Семен Павлович. - Но в
чем они заключаются? В нанесении ударов по запретным... я бы сказал, по
заповедным местам человеческой жизни... Семьи!...
- Это произошло случайно. Они вообще не собирались наносить вам удары.
И, поверьте мне, сожалеют. Но иметь свое мнение...
- Никто не может им запретить? Понимаю. Их мнение меня не тревожит. Но
мнение жены... Она доверчивый человек - и ваши телохранители ей
понравились. Даже их имена в сочетании показались ей трогательными.
Он был откровенен потому, мне казалось, что ждал моей помощи. Он знал:
если ждешь ее, надо рассказать врачу все. Хотя не смог удержаться и в
очередной раз не назвать Машу и Пашу моими телохранителями.
- Жена не в курсе наших производственных дел. Я не посвящаю ее... Но
она знала, что в коллективе меня уважают. Это ей было приятно. И вдруг я
предстал каким-то чудовищем. Она восприняла их наветы как "глас народный".
(Я не улавливал привычных отработанных интонаций: он впервые был вполне
искренен.) Поверьте: дома я не скандалил, не возмущался - я просто хотел
объяснить ей... Но она не поверила мне, расплакалась и уехала ночевать к
матери. Там у Маши и Паши найдется союзница!