"Анатолий Алексин. Диагноз " - читать интересную книгу автора

уже нельзя. Я попала в ту единственную трагедию, когда дьявольское зелье
становилось ангелом-избавителем. Пусть ненадолго. Но и страдать-то мне
оставалось... недолго.


Стыдно, грешно было и ужасаться своим болям, если в палате, на соседней
постели, ни о чем не догадываясь, погибала от саркомы ноги
восемнадцатилетняя девушка. "Так мне ли, в мои сорок три?.. Я пережила ее
уже на четверть века. На целую жизнь!"
Лера отличалась безупречным природным вкусом. Во сне она даже
больничную подушку обнимала как-то по-своему, обворожительно, словно чью-то
любимую голову. Да и сама была... Пробудившись, она прежде, чем к
лекарствам, обращалась к своей нехитрой косметике - и с ее ненавязчивой,
чуть заметной помощью противостояла признакам скоротечной болезни, которая
оставила ей не более полугода... И для косметики, и для звонков, навстречу
которым она устремлялась в коридор, на ходу преображая свою, пока еще
легкую, хромоту в своеобразную полукокетливую походку.
Талия ее утопала в больничном халате, который она подпоясывала. А на
груди халат еле сходился... Глаза, помимо Лериной воли, были откровенно
зазывными. Такую открытость можно было приписать провинциальности, но мне
виделась в ней искренность, коя не бывает чрезмерной.
"Все поклонники, все поклонники..." - вслух завидовала ей,
приговоренной, старшая медсестра, которую мужчины звонками не утомляли.
Для лирических перипетий Лере было предоставлено всего месяцев шесть.
За что? Неужто только за то, что девчонкой она, как и я, споткнулась и
ушибла коленку? Многие спотыкаются гораздо серьезней, но не приговариваются
за это к высшей мере наказания. Лерина нога оказалась, увы, гораздо
обидчивей и мстительней, чем моя.


До возвращения академика из королевских хором в палаты не царские, не
хоромные, а забитые теми, кто и так-то был забит болью и горем, меня, по
просьбе мужа, врачи с удовольствием оставили в полном покое. И даже нашли
своему безразличию достойные объяснения: повторные рентгены - это-де
повторная радиация, а дополнительные анализы - лишняя перегрузка
истомленного организма. Почти все на этом свете можно объяснить красиво и
убедительно.
- С облучением и химиотерапией тоже повременим, - не таясь, сообщил мне
палатный врач: от оглашения приговорных диагнозов и крайних способов уже
бесцельного лечения оберегали лишь восемнадцатилетнюю Леру. Да и то согласно
моей мольбе.
Однако ко мне, увы, не проявляли невнимания и буквально ни на час не
забывали обо мне удушья и кашель - то разрывной, то шрапнельный. И незримые
остроконечные пики, вонзавшиеся в ногу все чаще и глубже... Отпор им
по-прежнему давали лишь наркотики, если Лере удавалось дозваться старшую
медсестру.
- Ты уж о поклонниках своих заботься, - продолжала исходить завистью
медсестра. А в мою сторону без намека на сострадание бурчала: - Наркоманкой
заделаешься!
Хотя она знала, что "заделаться" я никем уже не успею.