"Анатолий Алексин. Вторая очень страшная история " - читать интересную книгу автора

перерезать ее - и таким образом молча, но отчетливо провозгласить:
"Кладовка - нет! Уголок - да!" Так я и сделал... Рисунки на стенах,
исполненные местным художником-шестиклассником, воссоздавали всю историю
нашего путешествия на "старую дачу", заточения, освобождения и
возвращения... Лица наши местный художник-шестиклассник не рискнул
воссоздавать кистью или карандашом, а заменил фотографиями. Таким образом,
все были очень похожи... На каждом рисунке я был впереди и все следовали за
мной. Или с надеждой на меня взирали.
- Ну... к чему-у это? - протянул я. - Ну... к чему-у?
- Ты был впереди там. И ты впереди - здесь, на этой летописи в
рисунках! - ответила Мура.
Не шквал и не гром, но все же довольно-таки бурный всплеск
аплодисментов был ей ответом. И лишь Наташа Кулагина не всплеснула руками.
О, как часто движение двух рук для нас важнее, чем движения даже ста тысяч!
Я решил двинуться еще дальше по линии скромности:
- Раз есть эта летопись в рисунках, зачем нужна летопись в словах?
Зачем вспоминать то, что и так уж известно?.. Зачем отнимать у нас время,
которого не вернешь?
Моим слушателям хотелось домой, и они опять зарукоплескали. А Наташа
сомкнула ресницы: "Глаза бы мои на тебя не смотрели!" Что-то ее во мне не
устраивало... Но что?!
Накануне встревоженная Мура спросила: "Ты не успел отмыть от дорожной
грязи... и вычистить свои кеды, в которых преодолевал расстояния в тот
исторический день?"
"Не успел".
"И не мой! И не чисти... Отныне они - экспонаты!"
Мои кеды экспонировались посреди комнаты на специальной тумбочке, будто
памятник на постаменте. Подпись, сделанная тушью, гласила: "В этой обуви
Деткин вел за собой остальных!.."
- Видела сапоги Петра Первого... А теперь наблюдаю кеды Алика
Первого, - сказала Наташа.
- Почему - Первого? - осмелился спросить я.
- Потому что ты хоть и не царь, но царишь!
В ответ я вновь отказался от всяких воспоминаний так торжественно, как
отказываются от престола.
Валя Миронова не только безупречно выполняла любые задания, но и
категорически их перевыполняла. Поэтому, когда Мура предложила ей прочитать
полстранички из дорожного дневника, Валя, как на уроке, подняла руку и
спросила: "А целую можно?" Перекрывать нормы было ее призванием.
- Какой у тебя почерк? - Мура заглянула в тетрадь. - Крупный?
- У меня нет своего почерка. Я пишу под Алика Деткина!
Она действительно изучила мой почерк и подражала ему. Как раньше
подражала почерку Глеба Бородаева... Следовать, подражать, подчиняться
вышестоящим - тоже было законом Валиной жизни.
- "Ровно в 21 час и 31 минуту электричка тронулась, - начала читать
Валя. - В вагоне были: Алик Деткин, Принц Датский, Покойник, Наташа
Кулагина, я и Глеб Бородаев. Алик подозвал Глеба к себе ровно в 21 час 34
минуты. Значит, три минуты он обдумывал предстоящий разговор. Это был
допрос: я поняла по лицам, которых было два - Алика и Глеба. В 22 часа 17
минут Глеб Бородаев начал, образно выражаясь, поднимать руки вверх".