"Вадим Александровский. Записки лагерного врача " - читать интересную книгу автора

начальство - знакоми-ться с ленинградцами, - человек шесть в погонах и без
оных. Сопровождали эту группу пара надзирателей - лагерных сержантов.
Начальство недобрым и подозрительным взглядом оглядывало свежих "фашистов"
(так в лагере именовали лиц с 58-й статьей) и "врагов народа". В группе
наших теперешних хозяев я сразу же выделил одно лицо. Это был небольшой
человек в полушубке, лохматой шапке и в очках с очень толстыми стеклами,
из-за чего его черные глаза казались огромными. Лет ему было за шестьдесят.
Забегая вперед, скажу о нем несколько слов, поскольку в дальнейшем он сыграл
значительную роль в моей жизни. Эрвин Сигизмундович Друккер, австрийский
еврей, активный деятель Коминтерна, был вынужден покинуть в 1934 году родину
после разгрома народного восстания. Он нашел убежище в Стране Советов, где
тогда тепло принимали австрийских героев. В 1937 году ему дали семь лет за
шпионаж. Эти семь лет он отсидел здесь же, в Кодине. По специальности
Друккер был зубным техником, а во время отсидки тесно общался с медиками и
многому научился в смысле медицины вообще. Человек он был умный, с чувством
юмора. Освободившись в 1944 году, вынужден остаться в ссылке в том же
Кодине, а позже стал вольнонаемным начальником санчасти (медицинской службы)
всего Обозерского отделения. В этой должности он находился в момент нашего
прибытия в лагерь.
Очевидно, ознакомившись заранее с формулярами нового этапа, Друккер
выкликнул мою фамилию и, подозвав, попросил коротко рассказать о себе, что я
и сделал. На этом наша первая встреча закончилась.
Рано утром следующего дня все мы были разбужены громовыми криками с
потрясающе виртуозными потоками мата. Такой ругани в прошлой жизни мы не
слышали. Потом, однако, к этому совершенно привыкли и принимали как нечто
само собой разумеющееся.
В то первое утро нарядчик 3-го лагпункта Юрка Хоменко явился выгонять
нас на работу.
Ошеломленные, мы кое-как наскоро оделись, проглотили какую-то теплую
баланду, принесенную в барак, и вслед за нарядчиком поплелись за зону
унылыми, оглушенными рабами. За зоной окружил конвой, и под аккомпанемент
разноголосой отвратительной ругани и лая собак нас повели заготавливать
дрова неподалеку. В этот день мы увидели пассажирский поезд - длинный ряд
зеленых вагонов, быстро, без остановки промчавшихся через станцию и вскоре
скрывшихся вдали вместе с облачком пара. Эта картина, ярко напомнившая о еще
недавнем свободном прошлом, об иной жизни, больно отозвалась в сердце.
Зеленый поезд был нам уже недоступен.
На следующий день на работу меня не вывели, а послали в распоряжение
Друккера. Я попал в зону лагпункта и впервые встретился и с лагерем, и с
лагерной медициной.
В академии меня пять лет накачивали высокими материями и практическими
навыками, оказавшимися весьма далекими от реальной жизни, а тем более
лагерной. Буквально всему - я имею в виду медицинскую практику - пришлось
учиться с синяками и шишками, спотыкаясь на каждом шагу, ощупью находя
дорогу, ибо поводырей у меня почти и не было. В дальнейшем приходилось
делать все - от лечения глазных болезней и желтухи до выскабливания полости
матки у жен охранников и начальников, у женщин, вызывавших у себя
криминальные аборты. Но об этом несколько позднее, а сейчас я мысленно
возвращаюсь на 3-й лагпункт.
Там находился так называемый центральный лазарет. В одном бараке был