"Любовь Алферова. Пещера отражений (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

Над Авдотьевым и Верой нависла тень деда Веденея. Распоясанный и
босой, он вырос возле крыльца словно из-под земли. Сева не узнал его
голоса, обычно смешливого, дребезжащего, а ныне звучного, грозного, эхом
улетавшего в сад.
Собеседники оторопело смотрели на сердитого старика.
- Веденей Иванович! - первой опомнилась Вера. - Откуда вы взялись?
Сева впервые услышал отчество лесничего, удивился тому, что Седмицина
с ним уже знакома, но более всего поразило его непостижимое преображение
деда Веденея. У него окреп, помолодел голос, в самой речи появилась
приподнятость и какая-то благородная страсть. Глаза утратили
блаженно-невинное выражение, посуровели.
- Решил навестить милых мне людей, - чуть сентиментально, но с
достоинством ответил Вере босоногий старик. - Необычайно теплая ночь
сегодня, ласковая, мечтательная ночь... В моем лесном логове иногда,
представьте, так устаешь от одиночества.
"И лексикон!" - обомлел Всеволод Антонович.
А Вера, уже оправясь от мимолетного замешательства, произнесла с
профессиональной строгостью медработника:
- Веденей Иванович, не следует ходить в темноте по лесу босиком. Вы
можете поранить ноги, наступить на змею.
Гость отозвался на это замысловатой, лишенной разумного содержания
фразой:
- Что на асфальте городов, что на лесной тропе, я равно неуязвим,
любезный доктор, хотя опасности подстерегают нас всюду.
Недоумение, невнятные болезненные подозрения совсем одолели Севу и
стали ощущаться как отчаянный и безотчетный детский страх, но тут уж он
крутым усилием воли пресек это постыдное чувство. И сразу понял, что
ничего особенного в поведении деда, в общем-то, нет. Шутовства в нем и
прежде было хоть отбавляй.
Воспользовавшись тем, что Вера ушла помогать Настасье Гавриловне
готовить ужин, Авдотьев с хохотком обратился к леснику:
- А ты артист, Веденей Иванович! То простачком прикидывался, дитем
природы, а то вдруг принялся изображать камергера двора его императорского
величества.
- Разве я похож на камергера? - растерялся дед Веденей, в удивлении
растягивая подол своей посконной рубахи и осматривая его.
- В том-то и дело, что не похож! Не пойму только, кем ты
притворяешься. Или это психопатологический случай раздвоения личности? А?
- Раздвоения? - глубокомысленно переспросил дед. - О! Слишком простой
вариант... Множественность, множественность, - забормотал он беспокойно,
как бы ловя ускользающую мысль, досказать которую ему не удалось.
Из дверей высунулась Вера и провозгласила:
- Чай на террасе будем пить! Такая теплынь - обидно в комнате сидеть.
Всеволод! Тебе велено наколоть лучинок для самовара.
Авдотьев быстро справился с растопкой. Самовар вскоре загудел, словно
в его медном чреве работал механизм. На столе, вынесенном на террасу, уже
млели теплые оладьи, горкой лежали ватрушки, горела лампа, и леденцовым
блеском сверкали разноцветные варенья в вазочках.
Чаепитие происходило по заведенному порядку и все-таки не совсем
обычно. Дед Веденей не пил, хлюпая из блюдечка, и ел умеренно, без