"Марианна Алферова. Хрустальный лабиринт ("Черный археолог") " - читать интересную книгу автора

отметинами. При этом Атлантида уже начал путать, какие сделаны его рукой, а
какие оставлены предшественниками. Возможно, предшественников не было, или
они не уродовали молекулярными резаками хрустальные столбы. Свои собственные
метки археолог начинал воспринимать как чужие. Чтобы перебить жажду,
профессор положил под язык сразу две питательные таблетки. Пить захотелось
еще сильнее.
"Платон Атлантида умер в лабиринте от жажды" - уже мерещились ему
заголовки в новостях. "Платон Атлантида сгинул, как таинственный материк..."
"Ха-
ха. Платон в лабиринте..." Почему-то все эпитафии в его мозгу
превращались в издевки.
И вдруг он увидел текущую по прозрачной стене воду. Вода рябила, и
бесконечные аркады казались погруженными в голубое озеро. Атлантида прижался
к стене и лизнул поверхность, по которой - как почудилось ему - тек водный
поток. Язык обожгло от нестерпимой горечи. Влаги не было: одна стена
медленно скользила по поверхности другой, и это движение создавало иллюзию
водного потока. Платон схватился за рукоять бластера. Но тут же вспомнил о
мумии в хрустальном саркофаге и обломки арок, нависшие над последним приютом
потерявшего терпение кладоискателя. Стены лабиринта перемещались. Бесполезны
все зарубки и метки. Пленникам отсюда не выйти никогда!
А Корман выглядел беззаботным, только шуточки его становились все
ехиднее. Впрочем, жажда его тоже мучила: Платон заметил, как его напарник на
исходе третьих суток несколько раз приложился к пустой фляге. Потеряв
надежду, они продолжали идти. Что толку! Вновь и вновь они замыкали
очередное красное кольцо и выходили к исходной точке. И так, пока не
кончился синтезатор краски. В хрустальном лабиринте барахлили приборы и не
работала связь. И лишь далеко впереди время от времени возникало синее пятно
выхода, дарующего свободу. Маячило до тех пор, пока из синего не
превратилось в черное. Прошли еще одни сутки. Тогда они остановились.
Возможно, они сделали новый круг, на этот раз бездоказательный и потому как
бы мнимый. Платон выругался позаковыристее, но уже без злости, расстелил
спальник на прозрачном полу и лег. Под ним проходили одна под другой пять
или шесть галерей. Возможно, их больше, но другие едва угадывались по
синеватым полосам в глубине. Колонны нижних ярусов прорастали сквозь верхние
и распускались лепестками арок под потолком. Один ряд над другим, насколько
можно разглядеть. Профессор на всякий случай сделал несколько голограмм.
Если пленники выйдут наконец... Но выйдут ли? Усталость подавляла все
чувства, даже желание спастись. Болели пятки и икры. Спина разламывалась
вдоль хребта - вещмешок оказался устаревшей системы, без антигравитатора.
Усталость затмила даже страх. Попроси Корман "фараон", профессор отдал бы,
не задумываясь. Но Фред попросил лишь молекулярный резак. Зачем? Уж не
собирается ли Корман прорезать проход сквозь галереи?
Но нет - у того были иные планы.
- Отлично! Можно сделать памятник нам обоим. Глупо лежать в могиле без
памятника.
Удивительно, но после этих слов своего странного товарища Платон
мгновенно заснул безмятежным сном. Как потом выяснилось, спал он почти
сутки. А когда проснулся, увидел над собой хрустальную женщину. У нее была
непропорционально маленькая голова, квадратные груди (причем левая заметно
больше правой), треугольный живот, худые бедра и толстенные икры. Платон