"Борис Александрович Алмазов. Считаю до трех (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Папа! - закричал Кусков.
- Чего тебе? - Отец отпустил Сяву, и тот как мешок рухнул в кресло у
столика.
"Как ты мог!" - чуть не сказал Лёшка. Отец больше ему не казался
таким великолепным, как прежде. У него было хищное лицо, хитрые маленькие
глаза и пухлые руки, покрытые рыжей шерстью. "Как это я не замечал, что у
него такие отвратительные руки!" - подумал Лёшка.
- Чего тебе? - повторил отец. Он говорил это совершенно спокойно,
словно ничего только что и не произошло. И поэтому Лёшка сказал другое:
- Ма... Мать если придёт, скажи, пусть меня не ищет, я в
спортивно-трудовые лагеря уехал.
- Уже прибегала. - Отец поправил на руке золотой перстень с
печаткой. - Я ей сказал, что нынешнюю ночь ты у меня был. Соку хочешь? - И
отец протянул Лёшке стакан с его любимым апельсиновым, но мальчишка глянул
на его веснушчатую короткопалую руку и сказал:
- Нет.
Сява вытирал пьяные слёзы. И Лёшке было противно, что взрослый мужик
плачет, и одновременно жалко его.
Крепкая рука отодвинула Лёшку в сторону.
- Здравствуй, Ваня! - на стойку облокотился Вадим.
"Ну, сейчас он даст отцу! - подумал Лёшка. - Сейчас он ему покажет!"
- Привет! - ответил отец, и Кусков заметил, как забегали у него
глаза.
"Ага! - подумал он злорадно. - Ты только и можешь, что пьяных бить, а
вот Вадим тебе сейчас объяснит самому, где раки зимуют".
Но Вадим не обратил внимания на плачущего Сяву и всё тем же
угрожающе-ласковым голосом спросил:
- А скажи мне, Ваня, как ты обошёлся с деньгами, что я тебе дал?
- За плёнку, что ли? - спросил отец. - Как велел, так и обошёлся.
- Именно?
- Мне кусок, ему кусок...
- Сява, - спросил Вадим, - сколько он тебе дал?
- Сто колов, - ответил тот.
- Ну вот! - закричал отец. - Всё по-честному.
- Тихо! Тихо! - сказал Вадим. - Лопнешь, борец за справедливость!
Сява, исчезни.
Худущий Сява поднялся и поплёлся из бара.
- Звоню это я сегодня Айвазовскому в мастерские и спрашиваю, сколько
ты ему передал. Он говорит - двести...
- Какие двести! - закричал отец. - Врёт! Триста!
Вадим вдруг схватил отца за запястье и пригнул его к самой стойке.
- Сейчас мы пойдём к нему вместе и спросим, сколько он получил.
Он повернулся, и Лёшка поразился тому, что у Вадима было такое же
лицо, как у отца, когда он бил Сяву, - бледное и злое.
Художник наткнулся на испуганный Алькин взгляд. Вздрогнул и отпустил
руку бармена.
- Совсем с вами человеческий облик потеряешь... - пробормотал он. - В
общем, так. Идём в мастерские - сам отдашь Айвазовскому что должен.
"А мне что делать?" - хотел спросить Лёшка, но не решился - ещё
скажут под горячую руку: "Катись отсюда!" - и вся замечательная жизнь,