"Генрих Альтов. Опаляющий разум" - читать интересную книгу автора

Вечером в полутемной кают-компании мы пили чай из массивных пивных
кружек. Я спросил Прокшина, почему он не провел приличного освещения. Он
пожал плечами:
- Скучно возиться с проводкой. Здесь нашелся аккумулятор, его хватает
на неделю, потом можно зарядить в гараже. Вот и кружки: отыскал в буфете -
и ладно. Мелочи жизни. Думать надо о другом.
Трудно понять, когда Прокшин говорит всерьез. Во всяком случае,
пренебрежение мелочами жизни на мешает Прокшину выглядеть подтянуто, даже
франтовато. Он тщательно выбрит, китель и брюки аккуратно выглажены.
- Вам здесь понравится, - сказал Прокшин. - Знаете, я с детства мечтал
хотя бы неделю пожить вот так - на старом корабле. Они удивительные, эти
старые корабли. Ведь старые машины обычно не вызывают никаких чувств,
разве что жалость. А корабли... Я вырос у моря, дом стоял возле
набережной, прямо против моих окон был причал с такими вот старыми
кораблями. Я брал книги и уходил туда, чаще всего на колесный буксир
"Гном". У входа на причал была прибита доска с надписью: "Суда не ходыть".
Но сторож, вечно возившийся с удочкой и червями, смотрел на меня с
полнейшим равнодушием. Я лежал на палубе "Гнома", на горячих, шершавых
досках, читал, думал или просто смотрел в море... С одной стороны был
порт, шумный, дымный. С другой - бульвар с нарядными аллеями, лестницами,
цветниками. А "Гном", поскрипывая плицами колес, стоял у обшарпанного
причала, и никому до него не было дела, никто не видел, как он красив. Он
в самом деле был красив. Морские буксиры с гребными колесами давно не
строят, вы не судите по пузатым речным буксирам. У "Гнома" был удлиненный
корпус с высоким изогнутым форштевнем, великолепная архитектура надстроек
(тут все дело в пропорциях) и широкая, наклоненная назад труба... Однажды
осенью я вернулся из школы и увидел, что "Гнома" нет. Его повели на слом,
ухитрились затопить в каких-нибудь ста метрах от берега и бросили. Там
было неглубоко: почти вся рубка, труба, мачта остались над водой. С
бульвара все было видно. Впрочем, никто не обращал внимания на затонувший
корабль, а мне хотелось реветь от обиды, я впервые потерял друга...
Вечером у меня появилась одна мысль, я понял, что нужно сделать. Через
четыре дня, ночью, стащив у сторожа-рыболова ялик, я подплыл к "Гному". Я
провозился часа два, вымок, измазался, ободрал ладони, но пристроил в
трубе ведро с залитой мазутом ветошью и приладил зажигатель с линзой.
Больше всего возни было с этим зажигателем. Его требовалось установить
очень точно, чтобы солнце в полдень воспламенило коробку, набитую
отломанными спичечными головками... Два дня была пасмурная погода, я
боялся, как бы моя пиротехника не отсырела. Солнце появилось только на
третий день, в воскресенье. Бульвар был полон народу, я сидел у моря и
ждал. Зажигатель сработал чуть позже, я уже начал опасаться, что расчеты
неверны. Сначала над трубой поднялся легкий белый дымок, потом дым стал
черным и повалил, повалил... Публика бросилась смотреть. Картина
удивительная: корабль под водой, но из трубы шпарит густой черный дым. А
тут еще волны: набегают на рубку, на трубу - полная иллюзия движения.
Сначала люди шумели, смеялись, а потом как-то стихли и долго не
расходились... - Прокшин рассмеялся. - Да, картина была могучая! Жаль, я
не догадался тогда поднять флаг на мачте...