"Жоржи Амаду. Капитаны песка [H]" - читать интересную книгу автора

- В кино можно попробовать, - сказал Профессор, повернувшись к Безногому.
- На Витории еще лучше, - пренебрежительно отвечал тот. - Там у каждого
бумажники - вот такие. Пришел и выбирай любую шляпу.
- На Витории и от фараонов не продыхнуть.
- А ты уж и испугался? Там же не агенты, а постовые. Пойдешь со мной,
Профессор?
- Пойду. Мне самому нужна шляпа.
Вмешался Педро Пуля:
- Бери кого хочешь, Безногий, полную тебе даю волю, действуй на свое
усмотрение. Только Кота и Большого Жоана оставь: они мне нужны для другого
дела. - Он посмотрел на Жоана: - Дельце с Богумилом.
- Да, он мне сказал. Сегодня вечером зайдет, устроим капоэйру.
Педро крикнул вслед Безногому, который уже отправился к Леденчику, чтобы
обсудить с ним, кто пойдет добывать шляпы:
- Слышь, Безногий, предупреди своих: если будет "хвост", сюда пусть не
приводят.
Он стрельнул у Большого Жоана сигарету. Безногий издали подзывал
Леденчика. Педро Пуля отправился на розыски Кота - у него было к нему
дело, - потом вернулся и улегся на полу рядом с Профессором, который снова
уткнулся в книгу. Но свеча догорела и погасла, в пакгаузе стало совсем
темно. Большой Жоан, осторожно ступая, пошел к дверям, растянулся на
пороге во весь рост. Он и во сне не расставался с ножом, заткнутым за пояс.
Леденчик был тощий и долговязый, желтоватая кожа туго обтягивала скулы,
глубоко посаженные глаза казались бездонными, тонкие губы редко
растягивались в улыбку. Безногий для затравки осведомился, успел ли тот
помолиться, а потом рассказал ему о шляпах. Они тщательно отобрали тех,
кто пойдет на дело, обсудили, кто где будет промышлять, и расстались.
Леденчик пошел в тот угол пакгауза, где всегда спал, любовно и тщательно
разложил все свои пожитки: старое одеяло, маленькую подушку, которую ловко
увел из гостиницы, когда подносил чемоданы какому-то туристу, пару брюк и
рубашку неопределенного цвета, но довольно свежую, - это он надевал по
воскресеньям. К стенке маленькими гвоздиками были приколочены две
олеографии: на одной был изображен святой Антоний с Христом-младенцем на
руках (Леденчик при крещении получил имя Антонио, и от кого-то он узнал,
что патрон его тоже был бразильцем), а на другой - Пречистая Дева Семи
Скорбей, пронзенная стрелами. За рамку был заткнут увядший цветок.
Леденчик понюхал его, убедился, что он давно уже ничем не пахнет, и
прикрепил к ладанке, которую носил на груди, а из кармана ветхого пиджачка
достал красную гвоздику, сорванную вчера в смутное время сумерек под самым
носом у сторожа, засунул ее за рамку, устремив на Пречистую благоговейный
взгляд. Потом опустился на колени. Раньше товарищи посмеивались над его
набожностью, но потом привыкли и не обращали на него внимания. Он начал
молиться: на детском лице появилось просветленное сосредоточенное
выражение, длинные тощие руки с мольбой простерлись к Богоматери, и он
совсем стал похож на отшельника-аскета. Глаза его горели, неузнаваемо
изменившийся голос дрожал от чувств, неведомых другим членам шайки. В
такие минуты он забывал, кто он и где он, и ему казалось, что он уносится
куда-то далеко-далеко от старого пакгауза, и рядом с ним стоит Пречистая
Дева. Молитва его была проста и незамысловата и не значилась ни в каких
часословах: Леденчик просил Деву Марию, чтоб помогла ему поступить в