"Павел Амнуэль. Простые числа" - читать интересную книгу автора

- Следы? Какие следы?
- Не знаю, - резко сказал Михаил Алексеевич. - Но если Париц-кий при
всей его осторожности полез на лед, то была причина! Что-то он увидел. Или
кто-то его повел. Может - позвал.
- С противоположного берега? - спросил я.
- Почему нет? Что-то там было. Так я подумал. Но сейчас темно, не
увидишь.
- А ночью может выпасть снег, - мрачно сказал я.
- Вряд ли, - покачал головой Веденеев. - Небо ясное, мороз. Наоборот:
если есть какие-то следы, к утру они только четче обозначатся. Когда
рассветет... Думаю, часов в девять самое время. Как вы...
- Конечно, - сразу согласился я. - Будете идти, позвоните, я выйду.
- Значит, договорились, - сказал Михаил Алексеевич и, вытащив двумя
пальцами из банки огурец, отправил его в рот. - Надо бы помянуть Олега
Николаевича, но это потом. Завтра. Когда разберемся.
Он ушел, а я с трудом уснул в три часа ночи. Может, в четыре. А может,
и вовсе не спал, потому что все время вспоминал что-то, и было ли это во сне
или в реальности, я сказать не мог - да и какая, собственно, разница?
Парицкий был "тот самый", и после нашего знакомства в лесу я специально
вышел вечером в интернет, нашел посвященный работам Олега Николаевича сайт
(на английском, по-русски сделать такой сайт ни у кого почему-то не дошли
руки) и перечитал резюме основных его статей, полный текст которых был для
меня вообще-то недоступен - математику я знал, конечно, неплохо, но ровно
настолько, насколько мне это было нужно для решения астрофизических задач,
достаточно сложных для физика и вполне примитивных для
математика-профессионала.
О Парицком заговорили в научных кругах еще тогда, когда он учился на
четвертом курсе питерского матмеха - в одной из курсовых студент, как
выяснилось, доказал неполноту "решета Аткина" для простых чисел.
Доказательство, как оказалось потом, было недостаточно общим, но сначала шум
в научных кругах получился изрядный - даже у нас в обсерватории теоретики из
отдела небесной механики посвятили исследованию талантливого студента
семинар, на котором я высидел до середины и смылся, не поняв и половины
того, что было написано на доске и сказано с кафедры.
После университета Парицкому предложили остаться на кафедре и писать
диссертацию на любую понравившуюся ему тему из любимой им теории чисел. Он
же, однако, предпочел пойти младшим научным в Стекловский институт, где и
числился до того дня, когда о нем заговорили по совершенно иной причине, с
математикой связанной косвенно. За несколько лет Парицкий опубликовал
десятка два работ, каждая из которых получила известность как замечательная,
неожиданная, уникальная... Честно говоря, меня это не интересовало ни в
малейшей степени - современная теория чисел так же далека от астрофизики
звезд на поздней стадии эволюции, как белые карлики - от голубых
сверхгигантов. Но фамилию Парицкого невозможно было не услышать, работая в
любом научном учреждении, хоть как-то связанном с математикой: в двадцать
четыре года он усовершенствовал тест Миллера-Рабина, в двадцать шесть
расправился с задачей Виттинге-ра, в двадцать семь... И все ждали, когда
Парицкий иссякнет - известно ведь, что математики лишь до тридцатилетнего
возраста радуют своими оригинальными идеями и научными изобретениями, а
затем наступает спад. Почему происходит именно так, не знает толком никто,