"Павел Амнуэль. В полдень за ней придут" - читать интересную книгу автора

не принято... Хотя я понимаю...
- Простите, - сказал он. Господи, как это было глупо!
Непрофессионально. Никогда с ним такого не случалось. Разве не было в его
практике красивых и даже умных пациенток? Диана Джарви, например, двадцать
шесть лет, лицо ангела, тело гейши, ум мадам Кюри, запущенная шизофрения,
куда смотрели врачи, когда она в детстве говорила странные вещи, слышала
голоса и рисовала картинки, по которым сразу можно было понять... У
Штейнбока всякий раз менялся голос (никто об этом не догадывался, но он-то
знал, слышал, ощущал), когда ему приходилось вести с Дианой долгие беседы о
строении мироздания и предназначении человека, но у него и в мыслях не было
ничего такого, что само собой случилось сейчас и о чем он жалел, конечно
(что скажет Джейден, когда увидит этот момент в записи?), но жалел своим
рациональным сознанием, а в глубине - он прекрасно это чувствовал - что-то
радостно пело и что-то желало повторения, несмотря на то, что это было
совершенно невозможно, недопустимо, непрофессионально и...
- Прошу прощения, Алиса, - сказал он, - садитесь, пожалуйста, поговорим
о...
- Я действительно вернусь сегодня домой? - взволнованно перебила его
Алиса. Он бы на ее месте тоже, безусловно, взволновался - неожиданные слова
о возвращении, еще более неожиданное и совершенно безумное признание в
любви...
- Да, - сказал Штейнбок. - Думаю, да. По сути, Алиса, это зависит
исключительно от вашей воли, я могу только помочь...
- Помогите!
Кто это сказал? Алиса? Эндрю? Низкий мужской голос, хрипловатый, будто
прокуренный...
Она уходила - он видел. Штейнбок спровоцировал ее уход своими словами и
действиями, он мог сказать Джейдену (и непременно сделает это), что все
произошедшее - результат продуманных медицинских действий с целью вызвать в
мозгу госпожи Пенроуз необходимые психические изменения, приводящие... Он
скажет так, конечно, и профессиональная его честь не пострадает ни перышком,
но все ведь не так, он знал это, и Алиса знала тоже, точнее - знала, когда
была...
- Не уходи, - сказал Штейнбок.
Женщина откинулась на неудобном стуле, будто это было глубокое кресло с
подлокотниками. Руки повисли в воздухе с такой видимой легкостью, будто
действительно опирались на упругую кожаную поверхность, пальцы свисали, она
болтала ими, а глаза пристально смотрели на доктора, и цвет их менялся -
голубой, зеленый, карий - казалось, что невидимый окулист переставлял
контактные линзы, пробуя, какая лучше подойдет к этому новому лицу...
удлиненному носу и тонким губам... двум глубоким морщинам, медленно
проявившимся на высоком лбу... показалось или на самом деле ее темные волосы
приобрели в свете неоновых ламп стальной оттенок?
Лицо сидевшей передо Штейнбоком женщины стало мужеподобным - женским,
конечно, но что-то в нем изменилось, потом эти изменения можно будет
рассмотреть в записи при сильном увеличении и понять, как это происходит,
какие лицевые мышцы сокращаются, какие расслабляются, как возникают морщины,
как, на самом деле, меняется не лицо, а личность.
- Ну, - сказала Эндрю Пенроуз низким басом, не простуженным голосом,
как доктору показалось сначала, а нормальным мужским басом-профундо, как у