"Павел Амнуэль. В полдень за ней придут" - читать интересную книгу автора

множественная личность: в пятницу, 25 ноября 2005 года, в его теле обитал
некто, не имевший имени по той простой причине, что в его мире имен не имел
никто, потому что имя отнимало у человека индивидуальность, как это ни
странно может показаться человеку несведущему и не понимающему, что имя,
название, обозначение есть оскопление сути, сведение многогранного к
плоскому, бездонного к поверхностному и бесконечно изменяющегося к раз и
навсегда заданному.
Он забыл позвонить Сузи и перенести встречу, но это обстоятельство, в
иное время наверняка заставившее бы его впасть в депрессию, показалось
мелким и не заслуживавшим внимания. В беседах с Алисой Лидделл прошла вся
среда и половина четверга, Штейнбок столько узнал за это время о доброй
старой Англии времен королевы Виктории, сколько, вероятно, не знал директор
Исторического музея на Мелвилл-стрит, куда он в прошлом году забрел, будучи
в Лондоне на конференции психиатров. Правда, Алиса упорно утверждала, что
дата на календаре - правильная, и что именно в 2005 году от Рождества
Христова в доброй и вовсе не старой Англии правит очень красивая и умная
королева Виктория, да продлит Господь ее дни.
После каждой беседы, продолжавшейся от трех до пяти часов, Штейнбок
запирался в кабинете майора, входил в Интернет и пытался найти исторические
материалы, подкреплявшие или опровергавшие рассказанное Алисой. Это было
трудно, потому что Алиса, собственно, ничего не рассказывала, она просто
болтала, как болтают девушки, когда им скучно и надо чем-то занять время.
Мысли ее перескакивали с предмета на предмет, с рассказа о вредной Мэгги
(кто это такая, Штейнбок так и не понял - видимо, кузина, но, насколько ему
удалось выяснить, у реально жившей в XIX веке Алисы Лидделл не было
двоюродной сестры с таким именем) она переходила к осуждению Додо (Чарлза
Льюиджа Доджсона, надо полагать) за его манеру обрывать повествование на
самом интересном месте, а то вдруг начинала объяснять, как выбраться из
леса, если вы потеряли дорогу, и внезапно стало темно (ну, скажем, началось
полное солнечное затмение, о котором вы не успели прочитать в календаре).
Майор Бржестовски, присутствовавший при их разговорах в первые часы и
внимательно слушавший поначалу каждое слово, как-то вышел из кабинета и
больше не возвращался, доведенный, видимо, до белого каления фразой Алисы о
том, что секретные службы стали слишком секретными: даже собственных
секретов у них больше нет, ведь секрет - это то, что говоришь на ухо, а в
наш век, когда любую новость можно передать по телеграфу, секреты
растворяются в земле и воздухе, как сахар в чае, и воздух, которым вы
дышите, оказывается так напитан секретами, что они оседают вам на плечи, на
нос и на уши...
- О Господи, - сказал на этом месте Бржестовски и бросился из комнаты с
таким видом, будто забыл где-то важнейшую бумагу, на которой был записан
один из тех секретов, что в его отсутствие успели раствориться в воздухе и
перестали, таким образом, быть государственной тайной.
Алиса проводила майора очаровательной улыбкой и перевела на Штейнбока
взгляд, такой по-детски непосредственный и в то же время по-взрослому
загадочный, что ему не оставалось ничего иного, как улыбнуться в ответ и
спросить какую-то ерунду, лишь бы она вдруг не замолчала.
Во среду он уже точно знал, что передо ним, безусловно, не Эндрю
Пенроуз, несмотря на совпадение отпечатков пальцев и достаточно близкое
сходство фотографических изображений, по которым ее, собственно, и опознали