"Николай Амосов. Записки из будущего" - читать интересную книгу автора

- Иван Николаевич, я ничего не могу вам сказать. Сегодняшние события
просто ошеломили. Я не Вадим, не могу все моментально схватить и ответить.
Дайте, пожалуйста, день на обдумывание.
- Ну, конечно, Юра. А теперь я, пожалуй, пойду домой.
Встаю. Наверное, у меня жалкое лицо, потому что он покраснел и как-то
подозрительно замигал. Или мне показалось? Возможно.
- Может быть, мы можем чем-нибудь помочь? Прийти к вам вечером?
- Поразвлекать? Спасибо, дорогой. Это, наверное, тоже вам придется
делать, но не сегодня... Я сам скажу... До свидания.
Он проводил меня сначала до двери, потом пошел дальше по коридору, до
лестницы. Наверное, ему что-то хотелось сказать хорошее, но не осмелился
из вечной боязни громких фраз. А зря.
По дороге в кабинет я зашел в операционную.
Опыт продолжался. Сердце работало хорошо, и почти половина программы
была выполнена. Лена и Алла делали очередные записи. Мила вела наркоз -
она равномерно сдавливала резиновый мешок наркозного аппарата. Поля что-то
возилась около подвешенных над собакой резервуаров с кровью, с помощью
которых изменялась нагрузка на сердце. Игорь сидел за столом и рассеянно
рассматривал графики характеристики сердца. Не видел меня.
- Ну как?
Вскочил, смущенный. Наверное, думал обо мне. Так и кажется, что все обо
мне думают. А может быть, совсем не так?
- Все хорошо. Посмотрите, какие интересные кривые.
- Да. А где Вадим?
- Он ушел домой. Голова заболела.
Тоже реакция. У него особенно: самый экспансивный. Смотрю на других -
они, видимо, не знают. Это хорошо. Лучше привыкать постепенно.
- Ну что ж, я тоже пойду. Завтра покажите мне кривые.
- До свидания, Иван Николаевич.


Я дома. Уже пообедал и лежу на диване. Видимо, я в самом деле болен:
еда мне противна. Попросить Агафью Семеновну приготовить что-нибудь
другое. Борщ, борщ, котлеты. Надоело смертельно. Но она ничего другого не
умеет. Спасибо и за это. Столовые и рестораны - это еще хуже. Ждать,
нервничать. Слушать грубости официантов.
Холостяцкая жизнь.
Посуда осталась на столе, немытая. Лень. Люба придет - помоет. Поворчит
для виду, а самой нравится. Ей представляется, что она здесь совсем
хозяйка. Вот, вижу ее: в Агафьином фартуке. ("Почему он всегда такой
грязный?" Стройные ноги... Желание. Было.)
"Люба-любушка. Любушка-голубушка..." Старая, довоенная пластинка.
"Любо-любо Любушку любить".
Ах, сегодня будет не до иллюзий семейной жизни. Как неприятно
объяснять, что-де умирать надо. Причинять боль. Чувствую себя
провинившимся. "Знаешь, Люба, заболел. Да. Смертельно заболел".
Вот как будто я здоров. И она пришла ко мне насовсем. Убрала посуду.
Ходит по комнате, что-то переставляет, мурлычет какой-то мотивчик. Я лежу
и делаю вид, что читаю газету, а сам любуюсь ею. Ей не нужно смотреть на
часы: "Ах, уже девять, пора идти". Она моя жена. Я счастливый.