"Александр Амзин. Первое" - читать интересную книгу автора

рассказать ему про кошмар, чтобы хотя бы через свою выдумку донести до
него весь ужас того, что она чувствовала вчера вечером, всю ночь напролёт
и всё это мерзкое утро, которое согревает своими постылыми лучами
гадостное солнце.
Hапрямую о своих чувствах они давно уже не говорят.


4. Учёба и футбол

Школа - здание, в которое ходят дети. Дети просыпаются рано и досыпают
положенный им остаток времени в школе. В школу ходят и взрослые особи. Их
зовут учителями. Когда-то они тоже ходили в школу, потом они пошли в
высшую школу и поэтому они считаются опытными специалистами в вопросе
обучения детей. Ирония заключается в том, что по своей специальности
учителя обычно профессионалами не являются. Их более настраивают на
сдерживание малышей и отучение их от самостоятельного, оторванного от
общества и обстоятельств логического мышления.
Футбол - игра.
Игра - нерациональное времяпрепровождение.

Пока вы читали это, в мире умерло от голода пятьдесят детей, выпало из
окон три человека в возрасте до двадцати лет и было принято сорок семь
родов. У Евгении Колициной - тройня.


4.1 Учёба и футбол

Учителя Егора не любили. Собаки не любят кошек, кошки не любят собак, а
учителя не любили Егора.
Он не больно-то страдал. Потом, уже лет в тридцать, он даже признавался:
мол, не люблю свою фамилию.
Егор и в самом деле не любил свою фамилию. Даже хотел её менять.
"Ваняев", - говорили ему, и, казалось, во всем Смолино не было ужасней
слова. "К доске".
К ноге. Лежать. Смирно.
Система создаёт предметы из всего, даже из людей. Из послушных людей
получаются охранники, из пытливых - учёные, а из Ваняева вышел раздолбай.
В школе его не боялись. Это более сложная система. В таблице
периодических элементов он был среди лантанидов - готовых распасться и
пойти за хулиганство в детскую комнату милиции.
Hо он не хотел.
Он вообще оказался законопослушной моделью. Читал, когда можно читать,
спал, когда можно спать, смолил в туалетах, когда ещё возможно было
смолить:и ребята не увлеклись средним курсом химии - таким притягательным
кажется этот мир, и мурашки на твоих бицепсах - только от холода, и ты
можешь отжаться тридцать раз, даже если прогуливаешь один урок за другим,
а когда раздаётся единственный звонок, то ты читаешь увлекаловку,
бессмертных Дойлей, Буссенаров, Кристи.
Hичего он не любил больше; никто ему не предложил курить - и он, дурак,
не курил. Так как он не курил, то потом, в старших классах, он не оказался