"Анатолий Ананьев. Танки идут ромбом (про войну)" - читать интересную книгу автора

кудрявого ракитника. Над кустами клубится дымок походной кухни. "Сила-то,
сила какая!" - мысленно воскликнул Царев, удивляясь и поражаясь тому, что
видел вокруг. И хотя эта сила окапывалась, закреплялась, готовилась к
упорной обороне, все же радостно было сознавать, что она есть, что вот
она, ощетинилась жерлами и ждет только взмаха чьей-то могучей и твердой
руки.
- Будут дела, чемпион, смотри! - Он хлопнул Саввушкина по плечу.
Тот удивленно взглянул на Царева:
- Какие дела?
- Смотри, брат, силища, а?
- Это-то?... Эт-то я и сам вижу.
- Ни черта ты не видишь, чемпион. Брось тарахтеть своей жестянкой, сапоги
портишь.



ГЛАВА ВТОРАЯ


На въезде в Соломки, почти у самой обочины шоссе, виднеется пятнистая,
цвета летней степи палатка. В ней живут девушки-регулировщицы. День и ночь
стоят они на развилке, пропуская бешеных мотоциклистов, лихих шоферов,
медлительных и шумливых хозяйственников. Здесь пролегает одна из главных
артерий фронта, и на ней беспрерывно пульсируют красные флажки загорелых,
запыленных - только глаза и зубы - девушек. Командует регулировщицами
угрюмый рыжеусый сержант Шишаков. Он проверяет документы у проезжих и
строго, как свекор-ворчун, следит за девушками. Редко кто задерживается у
палатки - стоит только присесть кому-нибудь, Шишаков хмурится и сердито
произносит: "Проходи, проходи, товарищ, здесь нельзя". Особенно
недолюбливает он соломкинских, из батальона майора Гривы, - блудливый
народ. Лишь один лейтенант Володин пришелся ему по душе. Каждый раз,
приходя на развилку, лейтенант приносил с собой пачку-две крепкой
сибирской махорки и почтительно, как подарок, вручал старому сержанту:
"Держи, папаша, отводи душу". Шишаков крутил рыжие усы, смотрел хитровато,
из-под бровей, и качал головой, дескать: "Вижу тебя, лейтенантик, насквозь
вижу, жука масленого!" Махорку тут же пересыпал в объемистый, как
наволочка, кисет, затягивал его узелком и, кряхтя, прятал в бездонный
брючный карман. Разговор обычно начинался с "как живешь" и заканчивался
волновавшим тогда всех "вторым фронтом". Не стесняясь в выражениях,
Шишаков вовсю костерил Черчилля, Володин поддакивал ему, а сам то и дело
украдкой поглядывал на дорогу - хоть бы машина, хоть бы мотоцикл! Наконец
появилась машина, сержант, смоля толстую, в палец, самокрутку, отправлялся
проверять документы, а лейтенант заходил в палатку к девушкам. Они угощали
его чаем и охотно слушали разные фронтовые истории, которые Володин сам
когда-то слышал, но о которых рассказывал обычно как очевидец. Нравилась
ему Людмила Морозова - белокурая веселая регулировщица: рассказам
лейтенанта она не верила, смеялась над ним, называла "хвастушей", но
ухаживания принимала благосклонно и однажды даже согласилась прогуляться с
ним днем по селу. Но Шишаков не отпустил ее. Это случилось недавно, вернее
сказать, вчера. Володин ждал Людмилу возле развалин двухэтажной кирпичной