"Анатолий Ананьев. Малый заслон " - читать интересную книгу автора

ему Ануприенко.
- В нашем деле без математики нельзя.
- Это почему же?
- Урожай подсчитывать, - отшутился тогда Панкратов.
Сейчас, медленно поворачивая стереотрубу, он не отрывал глаз от
окуляров. Папиросу держал на вытянутой руке, и она дымила, обрастая пеплом.
Ануприенко тоже достал папиросу и закурил. Лежать ему больше не
хотелось, он подтянул к себе раскрытую планшетку и снова начал рассматривать
карту. У немцев очень удобные позиции, со скрытыми подходами, по которым
можно подвести любую технику. Особенно беспокоила капитана березовая роща на
выходе из села. Она не просматривалась с наблюдательного пункта, в ней-то
как раз и могли сосредоточиться танки противника. Пехоты на переднем крае
было мало. Если пойдут в атаку танки с автоматчиками, мигом прорвут оборону.
Утром капитан ходил на передний край выбирать место, где можно
поставить орудия на прямую наводку, но теперь ему хотелось еще раз осмотреть
выбранную позицию, а заодно и наметить подходы. Была и другая необходимость
идти к пехотинцам: недавно сообщили, что прибыл новый командир роты, и
теперь нужно было с ним познакомиться, установить связь и договориться о
совместных действиях.
Капитан захлопнул планшетку и встал.
- Леонид! - окликнул он Панкратова. - Оставайтесь здесь, а я схожу к
пехотинцам.
Накинув шинель на плечи, Ануприенко вышел из блиндажа. В глаза ударило
полуденное солнце. Оно светило так ярко, что все вокруг, казалось, было
охвачено жаром: и желтые листья на деревьях, и выгоревшая трава, и старые,
гнилые, оплывшие коричневыми наростами пни. Далеко в тылу виднелся лес,
окутанный мутной преддождевой дымкой, и над ним низко-низко плыли журавлиным
клином подрумяненные солнцем облака. Они надвигались с востока, с родных
волжских просторов, по-осеннему свинцово-тяжелые, набрякшие; и легкий
ветерок, струившийся по земле, предвещал скорую непогодь. Нет, не случайно
капитан чувствовал ломоту в коленях: не сегодня-завтра погода изменится,
небо затянется хмарой, и заморосит мелкий нудный дождь, зарядит на сутки,
двое, на неделю; расквасятся дороги, размякнут поля, и окопы наполнятся
непролазной, чавкающей под сапогами грязью. А еще хуже - пойдет снег
вперемешку с дождем и будет такая промозглая сырость - душу наизнанку! Но
как ни холодна, как ни противна тогда земля, все же прижимаешься к ней -
своя, не выдаст. Капитан еще раз с тоской посмотрел на облака и, надев
шинель, позвал разведчика Щербакова: - Пойдем со мной к пехотинцам.
Через поляну до кустарника, где проходила передняя линия окопов, было
двести метров. Можно пройти напрямик, но капитан решил двигаться овражком -
зачем напрасно рисковать и подставлять себя под шальную пулю. Он внимательно
осматривал склоны, определяя, где можно удобнее провести орудие, запоминал
ориентиры, потому что занимать огневую придется только ночью, а в темноте
все деревья и пни будут одинаковые, черные, нужно искать особые приметы.
Через овражек тянулись следы гусениц. Здесь прошла немецкая самоходная
пушка. Следы вели в кустарник, к передовой, где в окопах лежала наша пехота.
"Проторенная дорога, - подумал капитан, - это хорошо..." На краю оврага
стояла надломленная осина. Бронебойный снаряд надрезал ствол, осина
наклонилась, словно щупала голыми ветвями землю, да так и застыла,
сгорбленная, но живая.