"Анатолий Ананьев. Малый заслон " - читать интересную книгу автора

рассвет. Утро наступило быстро, сгоняя синие тени с опаленной, изрытой
лопатами и снарядами земли. Даль распахивалась, и темень спадала, стекалась
в воронки и выбоины, и перед Опенькой открывалась страшная картина
разрушенного немцами большого белорусского села. Сначала он разглядел стену,
вдоль которой ходил, - стена была так испещрена пулями и осколками, что,
казалось, кто-то стремительно провел по ней огромной когтистой лапой; затем
увидел глубокую воронку посреди двора и сникший над ней расщепленный хобот
колодезного журавля; увидел плетень в крапиве, а за плетнем - сбегавшие по
огороду к пруду неглубокие стрелковые окопчики. Они еще не успели зарасти и
ясно выделялись на фоне пожелтевшей, примятой солдатскими сапогами травы.
Два ближних окопчика были раздавлены прошедшим через них танком. Опенька
проследил взглядом, куда тянулся гусеничный след, и увидел танк. Наш танк -
Т-34. Черный, с развороченной башней и размотанной ржавой гусеницей, он и
теперь, смолкнувший навсегда, был страшен, - он нес на себе нанизанные на
ствол обломки чьей-то тесовой крыши...
Над черными, обугленными стропилами колхозной фермы поднялось солнце.
Опенька разом окинул взглядом село: там, где еще недавно стояли избы
колхозников, парила прибитая дождем зола. Сиротливо, как надгробные плиты,
возвышались над грудами остывших головешек обгорелые печные трубы. Ветерок
сметал к ним мусор и желтые листья.
Опенька смотрел на грустную картину бессмысленных разрушений,
машинально скручивал цигарку.
В сарае проснулись разведчики; один за одним они выходили во двор,
потягиваясь и жмурясь от яркого солнца. Вскоре пришел старшина и разрешил
Опеньке идти отдыхать.
- Какой теперь отдых, - недовольно проворчал разведчик.
- Ложись и спи, глядишь, еще какая-нибудь кума приснится.
- Э-э, - отмахнулся Опенька и направился к разведчикам, гревшимся у
солнечной стенки сарая.
На батарее все уже знали, что полк отправляют на переформировку, и даже
знали куда - в Новгород-Северский, и были довольны и веселы. Собравшись у
стены, разведчики подшучивали над батарейным санитаром Иваном Ивановичем
Силком, уговаривали его отнести сумку с красным крестом новой санитарке.
Силок противился.
- Да вы что? Никаких приказаний не было. Кто сказал, что она у нас
санитаркой будет?
Опенька сразу оживился, сощурил плутоватые глаза, соображая, что к
чему, протиснулся в самый центр и, звонко хлопнув Силка по плечу, сказал:
- Это, друг мой, вопрос решенный!
- Ты что, старшина? Ты-то откуда знаешь?
- Поверь мне: точно говорю. Иди, не жди команды, это будет, знаешь,
твоя инициатива! Она - баба, она разом ухватится за сумку. Ты учти такое
дело: или тебя мужик перевязывает, или баба - большая разница. Скажем, к
примеру, умираешь ты, а увидел бабу - жив! Так, брат, в тебе кровь заиграет,
не хочешь, да будешь жить. То-то. А кому интересно на твою корявую рожу
смотреть, когда осколком руку снесло и кровь хлещет? От одного твоего
картофельного носа хоть в могилу полезай... Так что бери сумку и не трусь,
пойдем вместе, если хочешь.
Силок покраснел, с тоской посмотрел на разведчиков. У него было рябое,
изъеденное оспой лицо и мясистый, действительно, как картошка, нос, и это