"Анатолий Ананьев. Малый заслон " - читать интересную книгу автора

Командир батареи капитан Ануприенко полулежал на разостланной шинели и
негромко напевал "Катюшу". Он пел, но едва ли сам сознавал, что поет -
взгляд его был прикован к карте; он мысленно ходил по тем впадинам, рощицам
и полянам, по которым не сегодня-завтра придется ему вести батарею в
наступление, спускался в овражки, где стояли вражеские минометы, а может
быть, и танки - он весь был там, война научила его смотреть вперед,
угадывать замыслы противника, заранее продумывать возможные направления
удара, чтобы потом в нужный момент быстро принимать правильные решения.
Капитан пел и думал. Временами песня прерывалась протяжным "та-ак!"... и
карандаш замирал на извилистой линии карты.
В открытую дверь блиндажа врывалось солнце, и на бугристой серой стене
слюдяным блеском отсвечивали песчинки. Тяжелые бревна наката, мокрые от
недавнего дождя и местами покрытые зеленоватой плесенью, теперь подсыхали, и
от этого в блиндаже стоял густой запах гнилого дерева. Ануприенко лег на
спину и закрыл глаза.
Вторую неделю на фронте царило затишье. Утомленные и поредевшие в боях
дивизии не могли продолжать наступление. Рассредоточившись на широких
белорусских просторах, войска окопались в ожидании новых больших перемен.
Где-то в штабах армий по ту и по эту сторону фронта разрабатывались планы,
перемещались полки, скрытно, по ночам, сосредотачивались артиллерийские и
танковые группы для удара, а солдаты углубляли желтые песчаные окопы и
грелись в лучах нетеплого осеннего солнца. Разведчики ходили за "языком",
взрывая иногда ночную тишину коротким боем, и снова настороженное, затаенное
спокойствие устанавливалось на передовой. Бездействовала и батарея
Ануприенко, и это особенно не нравилось капитану. Он не любил стоять в
обороне. В такие дни у него начинали пошаливать нервы. Болела перебитая еще
в сорок первом году ключица, нестерпимо, нудно, как у ревматика, ныли колени
и все тело как-то лениво опускалось, пустело. Тогда он сам находил себе
работу: лазил по передовой, изучая каждый кустик, а потом часами просиживал
над картой, мысленно рисуя себе картину предстоящего боя.
В штабе давно шли разговоры, что артиллерийский полк, куда входила и
батарея Ануприенко, должны отправить на переформировку, но ничего
конкретного пока не предпринималось. И эта неопределенность тоже неприятно
действовала на капитана. "На переформировку так на переформировку, - с
досадой повторял он, - все равно ни черта не делаем!" А отдых бойцам был
необходим, это капитан чувствовал и по себе. После тяжелого сражения на
Орловско-Курской дуге - полк был на самом трудном направлении - оборонял
подступы к Обояньскому шоссе, - батарея только один раз пополнялась людьми.
Беспрерывные бои в продолжение почти шести месяцев так измотали батарею, что
она, по мнению капитана, была похожа скорее на партизанский отряд, чем на
боевую единицу. Пропахшие дымом и пороховой гарью шинели на солдатах
пообтрепались, гимнастерки вылиняли и задубели от пота, а на землисто-серых
обветренных лицах бойцов, казалось, навеки затвердели следы бессонных ночей
и длинных переходов. Ануприенко не раз удивлялся, как еще они могут
веселиться и шутить, сохранять бодрость духа. Ответ приходил сам собой: они
встали на защиту отцовской земли, и эта земля, вздыбленная и опепеленная,
звала к мести. В памяти воскресали картины военных дорог: охваченные огнем
деревни, задымленные хлебные нивы, желтые поля подсолнечника в разрывах,
изъеденные воронками огороды, луга, перекопанные противотанковыми рвами,
панические до одури переправы, сиротливые обозы беженцев... Велика Россия, и