"Анатолий Ананьев. Малый заслон " - читать интересную книгу автора

будет сменить пост, - подумал Ануприенко, - ставить их сюда, на полянку..."
В палатку он добрался благополучно, лег в постель, но до самого утра не
мог заснуть. Перед глазами все время стояла Майя, то веселая, то грустная,
то приглашающая танцевать, то упрекающая за плохую встречу. В это утро
Ануприенко был угрюм и сер.
Это случилось в пятницу, а в воскресенье грянула война. В тот же день
батарея спешно покинула лагеря. Моторы рвали сухой, настоенный запахами
зреющих хлебов летний воздух. Ветер свистел в радиаторах, хлопал
брезентовыми чехлами. За машинами вилась густая пыль, ветер откатывал ее,
словно валки сена, на обочину. Ночью погрузились в эшелон и выехали под
Смоленск...
Война заставила забыть многое, забыть и девчонку из далекой деревни.
Ануприенко был ранен, лежал в госпитале и снова бился на Волге и под Орлом.
Он уже стал капитаном и командовал батареей. И вот знакомое лицо - светлые
волосы, насмешливые глаза и родинка, маленькая родинка над правой бровью.
"Она! Майя!.."


* * *

Батарея выехала из леса и покатила по опушке. До Гнилого Ключа
оставалось не более двух километров. Шофер все так же осторожно вел машину,
потому что здесь было много пней и кочек, и он в полутьме боялся поломать
рессоры. Ануприенко сидел молча, словно дремал; раскрытая планшетка
подпрыгивала у него на коленях.
- Приехали, товарищ капитан! - сказал шофер, нажимая на тормоза.
- Что? - капитан встряхнул головой. - Приехали?
Впереди, почти перед самым стеклом, виднелся зачехленный ствол орудия.
Кто-то бежал к машине и кричал:
- Гаси подфарники! Гаси подфарники!
Ануприенко подтянул ремень, одернул шинель и отправился в штаб
докладывать. Батарея его прибыла последней, и начальник штаба был недоволен.
- Что ж это ты, а? Всегда был первым, а сегодня?..
- Дорога паршивая - пни да кочки, - начал было оправдываться
Ануприенко, но начальник штаба перебил его.
- Ладно, дор-рога... Сейчас двинемся дальше, поедешь замыкающим.
Конечный пункт - Озерное.

5

Кто бы знал, как не хотелось Опеньке подниматься и заступать на пост в
такую рань. В сарае стояла густая тьма. Разведчики спали, и разноголосый с
посвистом храп распирал стены.
Старшина был неумолим: снова луч фонарика ударил в лицо Опеньке.
- Ты чего глаза портишь, не видишь! - возмутился Опенька. - Человек
встает, так нет, надо обязательно в глаза ему огнем брызнуть. Хоть ты и
старшина, а человека уважать надо. А если я ослепну? Ну, к примеру, ослеп я?
Какой из меня тогда солдат?
- Не ослепнешь! Шевелись живее!
- И потом, зачем раньше времени человека тревожить? Может, я в самый