"Анатолий Ананьев. Малый заслон " - читать интересную книгу автора

фонарика и теперь, приглядевшись как следует, вдруг узнал девушку: это была
Майя, его знакомая, которую он уже около трех с лишним лет не видел.
- Дите, ну что с ней делать? - насмешливо спросил Рубкин.
- Ладно, не бросать же ее здесь, возьмем с собой, а там разберемся. По
машинам!
Батарея тронулась в путь.
Ехали лесом, по узкой проселочной дороге. Подфарники бросали слабый
свет на засыпанную листвой колею, шофер поднял ветровое стекло, чтобы лучше
различать дорогу, и все же машина шла рывкам", натыкаясь на кочки и корни.
Но командир батареи не ощущал тряски, он думал о санитарке...


* * *

...Это было как раз в канун войны. Ануприенко только что посадил на
поезд друга, уезжавшего в отпуск, и возвращался в свою часть пешком. Над
полями занималось росистое утро. Ануприенко вышел на обочину, остановился и
залюбовался восходом.
- Эй, служивый, садись, подвезем! Тр-р, тр-р, цыганская кровь, тебе бы
все вскачь! Садись, служивый!
Ануприенко оглянулся и увидел на дороге бричку. Возле лошади,
согнувшись так, что видна была только одна спина да вылинявшая фуражка,
возился старик, подтягивая супонь. На бричке сидела круглолицая девушка и
щелкала семечки. Она с любопытством взглянула на Ануприенко зелеными
насмешливыми глазами. А старик между тем не спеша ощупал гужи, туго ли
натянуты, деловито похлопал ладонью по дуге и, направляясь к бричке, снова
пробасил:
- Садись! Знавали и наши ноги солдатские дороги...
- Мне до пруда, а там вверх, к лесу, - сказал Ануприенко и показал
рукой на восток, хотя там никакого леса не было видно: вокруг колыхались
зреющие хлеба до самого зажженного зарей горизонта.
- Хошь до Луговиц, - старик начал вспушивать сено в бричке. - Ну-ка,
подвинься, всю телегу заняла, - прикрикнул он на девушку.
- Ох уж! - возразила она и тут же поджала ноги.
Ануприенко сел рядом с девушкой, свесив ноги через борт. Старик щелкнул
вожжой по круглой спине лошади и прикрикнул на нее:
- Но-о, цыганская кровь, но-о, шальная!
Сытая рыжая кобыла лениво взмахнула хвостом, повернула голову, словно
хотела убедиться, все ли сели в бричку, и медленно пошла вперед.
- Но-о, прыть поднебесная! - не унимался старик, щелкая вожжами.
- Да, прыткая у тебя, дед, лошаденка, - сказал Ануприенко улыбаясь.
- Цыганская кровь, шут бы ее подрал.
Девушка тихо засмеялась, уткнувшись в платок.
- Почему цыганская? Она же спит на ходу.
- Потому и цыганская, что спит. Цыгане - самый что ни на есть ленивый
народ, - охотно пояснил дед.
- Веселый! - поправил Ануприенко.
- На веселье они - как пчелы на мед, это да... А как до работы
коснись - моя изба с краю. Есть у нас в колхозе один цыган, Захар. Лодырь
беспросветный. На этой кобыле воду возил, ни дать ни взять - пара!