"Анатолий Ананьев. Версты любви (Роман)" - читать интересную книгу автора

но именно они, эти слова, были и остаются теперь, как бы сказать точнее,
вроде движущей пружиной в моем сознании, и обязан я этим, конечно же, Рае.
Сейчас, спустя столько лет, я говорю это особенно уверенно. В каждом
человеке, очевидно, само собою живет такое чувство, но иногда до поры до
времени остается неразбуженным, и самое страшное, если остается
неразбуженным навсегда. Зимой ли, летом ли, в одних и тех же жестких
брезентовых рукавицах, на разгрузке или на погрузке, куда бы ни направлял
бригадир, я испытывал то самое чувство - вдохнуть жизнь, - какое как раз и
делало радостной и работу и жизнь. Я прыгал с подножки крана на крышу
контейнера, прицеплял крючья и, подняв руку и крикнув: "Готово!" - снова,
едва успевали натянуться тросы, стоял уже на подножке, и негромкий скрежет
этих тросов, скрип плывущих контейнеров, стук колес крана на рельсах,
наконец, вся видимая мне как бы с высоты жизнь товарного тупика
представлялась частицею огромного, набирающего мощь организма. Да, вот так я
вижу теперь то свое прошлое. А может, каждому поколению своя молодость
всегда видится особенной? Во всяком случае, не только на работе, но и в
школе, а позднее и на лекциях в институте, и в публичной библиотеке, где я
просиживал за книгами вечера и воскресные дни, принося с собой карандаши,
тетради и завернутый в бумажку ломтик серого хлеба, намазанный маргарином, я
постоянно испытывал все то же чувство, какое как бы вдохнула (видите, я даже
теперь употребляю ее слова) в меня Рая, не зная, наверное, сама того, всем
своим поведением, как она держалась в тот вечер, всей своей жизнью, как мы
теперь называем, тыловика, какою жила она и какая давала ей право на
возвышенные слова. Но, еще раз повторяю, все это понял я потом, а тогда
главные впечатления моей только начинавшейся, как я считаю сейчас, жизни
были связаны с войной, с Калинковичами, с Ксеней; там все было понятно и
близко, а этот мир, то самое, что Филев называл "тянуть гражданку", - этот
мир был как бы далек от меня, я только начинал познавать его, и как и первое
соприкосновение с ним, так, впрочем, и второе, и еще более запомнившееся,
было связано у меня с Раей.
Тогда я только еще заканчивал первый курс института. В один из холодных
дождливых вечеров, вернувшись из публички, где подбирал материалы для
курсовой работы, я застал мать какою-то непривычно встревоженной и грустной.
Она была в черном платье, как в памятный для меня день, когда мы получили
похоронную на отца, я заметил этот ее траурный наряд сразу же, едва вошел в
комнату, и еще от порога, сняв с одного лишь плеча шинель и так и замерев в
нехорошем предчувствии, проговорил:
"Что-нибудь случилось, мама?"
"Да".
"Что?"
"Рая умерла".
Я повесил шинель и прошел в комнату.
"От чего?" - спросил я, мгновенно вспомнив все, что было когда-то между
мной и Раей, и еще совершенно не зная, отчего она умерла, но невольно
связывая тот свой поступок, когда я ушел от нее, с ее смертью. "Что за
чушь", - про себя проговорил я, отгоняя нелепую и, казалось, невесть с чего
взявшуюся мысль, и снова спросил у матери:
"От чего?"
Не уверен, что мать не слышала вопроса, но только она ничего не
ответила, молча собирая на стол, и можете себе представить, как