"Анар. Юбилей Данте" - читать интересную книгу автора

Какие у него заботы? Какое у него горе?.. Орешь на него, а он, как овца,
только клонит голову к земле и молчит. Да еще, наверное, посмеивается надо
мной в душе: вот, мол, дурак, надрывается, нервы себе портит. Взгляни на
него, даже бровью не поведет. В самом деле, о каком искусстве, о каком
театре может быть речь?! Сорок лет он произносит на сцене всего три слова,
получает свою зарплату, выходит из театра и идет есть свой бозбаш. И еще
сорок лет будет жить точно так же. А мы, дураки, лезем вон из кожи:
искусство, новаторство, прогресс!.. Кому все это нужно, а, Зейнал?.. Нет,
нет, мир принадлежит таким, как Фейзулла!
Отведя так душу, режиссер немного успокоился. Снова закурил, сделал
несколько жадных затяжек, взглянул на сцену.
Фейзулла стоял в застывшей позе - олицетворение смиренности. Он так
жалобно, так покорно смотрел на режиссера, что тот не выдержал, рассмеялся,
вначале лишь дрогнули губы, затем он широко улыбнулся и, наконец совсем
избавившись от внутреннего напряжения, захохотал:
- Прошу тебя, Кябирлинский, скажи нам еще раз свою реплику, так, ради
хохмы.
Актерам театра был известен блажной нрав Сиявуша.
Фейзулла в ответ на его смех натужно улыбнулся, даже хохотнул, однако
что делать дальше, он не знал. Как расценить предложение режиссера - всерьез
или в шутку? Продолжает Сиявуш репетицию или просто балагурит? Кябирлинский
не знал, как ему произнести реплику: так ли, как он произнес ее в начале
репетиции, но тогда режиссеру не понравилось, он потребовал сказать
по-другому, или так, как режиссер просил еще раньше; или так, как он велел
после?.. Или же произнести реплику совсем в иной манере?.. Или, может быть,
сказать шутливо?..
"Нет уж, пусть сам шутит... Еще пошучу на свою голову... Кто знает, как
ему угодить?.."
Мобилизовав все свои духовные силы и опыт, он произнес торжественно:
- Вот ночь!.. Вот старик!.. Вот огонь!..
И вздрогнул от гомерического хохота режиссера:
- Браво, Кябирлинский! Молодец! У мужчины слово едино. В итоге три часа
репетиции - коту под хвост!
Сиявуш оборвал свой смех, стал серьезным, и тут все вдруг увидели,
какой он усталый.
Можно подумать, недавние страстные тирады, пламенные слова, призывы,
едкие замечания, несколько неестественная самоуверенность - все это держало
его в напряжении, наполняло его, как тело человека наполняет собой одежду, -
но вот одежда снята, отброшена в сторону и лежит скомканная, бесформенная,
жалкая. Он вяло сказал:
- Хорошо, идите, репетиция окончена.
Из театра Фейзулла и Аликрам вышли вместе.
- Как сегодня разорался наш красавец, а? - усмехнулся Аликрам. - Будто
мы не видели до него режиссеров, а? Будто мы не спровадили из нашего театра
столько таких, как этот Сиявуш, сколько у нас волос на голове, а?..
- Можно подумать, Аликрам, ты облысел не в молодости, - пошутил
Фейзулла.
Однако ни он сам, ни Аликрам не посмеялись этой шутке. Некоторое время
они шагали молча. Затем Аликрам спросил:
- Ты не идешь на базар? Фейзулла мотнул головой: