"Михаил Анчаров. Голубая жилка Афродиты" - читать интересную книгу автора

Обыденное кольцо. Рассказывает Костя Якушев по прозвищу Да Винчи. Крах
первый

У меня всегда одно и то же - встану на перекрестке и думаю: как дойти
домой? По одной дороге - далеко, но привлекательней, по другой дороге-
ближе, но все известно. И так всегда: как идти? По длинной дороге глупо, по
ближней - скучно.
Вот и в этой истории я затрудняюсь связно рассказать все, что было.
Если рассказать коротко, надо опускать столько обстоятельств, что вся
история становится почти бессмысленной, все равно что из курицы сделать не
бульон даже, а бульонный кубик. И солоно, и сухо, и несъедобно.
Поэтому давайте вести рассказ по старинке, чтобы он был похож на
веселого зеваку, который оглядывается на витрины, на проходящих девушек,
сворачивает в сторону обсудить чужой скандал и так помаленечку добирается до
цели. А когда добрался - видит, что пришел обогащенный, и не растерял, и
ничего не забыл, и на прежнюю цель смотрит спокойными глазами, и она для
него не фетиш, не кумир, а просто этап, и, стало быть, он остался человеком.
А это в общем-то самое главное. Хотя есть и другие мнения.
Когда уже все устали от еды и анекдотов и расположились кто где, чтобы
сообразить, чем развлекаться дальше, я увидел ее.

Ну конечно же, господи, совершенно очевидно, что история дальше пойдет
про то, как он увидел ее и что из этого вышло. Почему-то до сих пор это все
еще интересно, хотя периодически считается, что с этой темой покончено...
Эта ошибка обнадеживает.
Дальше, конечно, надо будет рассказать, как она сидела в кресле, и
какие у нее были ноги, и что я почувствовал, глядя на... виноват, я хотел
сказать, глядя ей в глаза. Отделаемся сразу. Ноги у нее были красивые, как у
фестивальной звезды, а глаз я не видел, так как она разглядывала журнал, где
на обложке был изображен слащавый мальчишка с усиками. А так как журнал был
огромный, то ноги ее, казалось, росли прямо из журнала и принадлежали этому
любимцу природы. Мне стало противно, и я отвернулся.
Потом я почувствовал на себе чей-то взгляд и оглянулся поеживаясь. Она
опустила журнал и смотрела на меня.
Разве есть хоть одна история, которая началась бы сейчас, сию минуту,
кто может похвастаться, что знает начало отсчета? Она опустила журнал и
смотрела на меня. О чем это говорит? Для вас ни о чем, для меня о многом.
И это многое случилось давным-давно, еще тогда, когда я занимался
третьей сигнальной системой. Я тогда был начинающим художником и додумался
до нее самостоятельно. Одно время о ней очень много говорили. Напомню вам, в
чем суть дела.
Нас учили как? В искусстве, дескать, есть содержание и есть форма, и
содержание искусства - это факты жизни и их связи, а форма - это сумма
приемов, в которые эти факты воплощаются. А тогда возникал вопрос: откуда
брать эти приемы? У великих художников? А они откуда брали? И не потому ли
они великие, что сами их изобретали? И потом, может быть, не в фактах дело,
а в том, кто за ними стоит... Вот Верещагин всю жизнь писал потрясающие
факты - битвы, казни, а Рембрандт - соседей по квартире. Кто лучший
художник - можно не спрашивать.