"Михаил Анчаров. Записки странствующего энтузиаста" - читать интересную книгу автора

дико хотелось курить. Как мог быстро, я помчался в курилку, скользя на
натертом паркете, делая хоккейные виражи и огибая острова экскурсантов,
которым сообщали век, школу художника, кто с кем боролся и в каком стиле, и
кто на ком был женат. Слава богу, курилка! Дым, дым. Я курил, и меня
отпускало. То, что я нашел, было неизмеримо больше того, что я потерял. Есть
великое искусство! Суверенное! Ничего с ним не сделаешь!


17

И мы, взяв у Ольги Андреевны свои билеты, вошли в свой вагон.
Перрон был высокий, и мы не поднимались по ступенькам, а просто
шагнули.
Чутье мне подсказывало, что на этот раз поезд идет в нужном
направлении.

Глава вторая. Бессмертная обезьяна

18

Дорогой дядя!
Когда они начали входить в вагон и стали идти по коридору, отыскивая
свои купе, я подумал: "Господи, я же их никого не знаю".
Останин стоял в дверях купе, а я спиной к коридорному окну. Все шли,
протискивая вперед чемоданы, и Андрей Иванович со всеми здоровался, он-то
всех знал. Ну, ничего. Всего трое суток, и потом я повидаю новые места. Я
никогда не был в Тольятти.
- Здравствуйте... Здрассте... Очень приятно...
Кому-то кланяюсь, с кем-то обменялся взглядами, с кем-то познакомил
Останин.
- Познакомьтесь... Это Панфилов.
- Очень приятно.
А я стою спиной к окну и опять чувствую идиотские страдания оттого, что
люди идут, а я фактически стою у них на дороге. Я бы, конечно, перешагнул
коридор и оказался в дверях купе, но тогда я уткнусь в живот Андрея Иваныча,
и мы будем стоять, обнявшись, как какой-нибудь фонтан на сквере, и он будет
через мое плечо приветствовать идущих, а я буду глядеть через окно купе на
перрон, где идут люди, а я на перроне уже был, и мне там неинтересно.
Потому что я уже еду, еду куда-то, уже второй день еду, все думают, что
я стою в коридоре стоящего поезда, а я уже еду, как отцепленный вагон на
рельсах, который, если его долго толкать, то кажется, что он стоит на
месте - такой он тяжелый и железнодорожный, и как может один человек
столкнуть вагон, и рельсы серые от серого неба, и дождь моросит из серых
облаков либо на затылок, либо на поднятое лицо, и на серой водокачке сидит
серая недоуменная ворона, - и когда ты перестаешь толкать вагон, поняв
нелепость своего занятия, ты вдруг, сделав шаг в сторону, видишь, что колеса
его, нет, вы не поверите, какие-то особенно чугунные и монолитные колеса его
медленно проворачиваются, и вагон уже едет. А ты думал, что только топтался
и пыхтел возле него, а вагон уже едет, и теперь его так же трудно
остановить, как было привести в движение. И ты идешь рядом с ним, а колеса