"Михаил Анчаров. Записки странствующего энтузиаста" - читать интересную книгу автора

преувеличен и что подлинная "Джоконда" не луврская, а та, которая висит в
Эрмитаже и называется "Флора", огромная, ученическая, старательная, со
складками, как макароны. Ну хорошо, я видел только репродукции, но они-то
разглядывали подлинники! Я стоял перед "Мадонной Литой" и прощался с
живописью. Потому что так мне не суметь, а по-другому не хочу.
Но я поклялся, что когда-нибудь опишу все это. Видно, сроки пришли, и
теперь я это исполняю.
Я тогда не знал, что прощаюсь не с живописью, а с пошлой уверенностью,
и с чепухой определений.
Но надо все же сказать, что я там увидел. Основное понятно. Я увидел
"сфумато"...
Может быть, самое начало его у Леонардо?
Может быть, поэтому и можно было его разглядеть?
Да, оно было выполнено "переломами". Но этого мало, если бы только это,
я бы лишь уверился в своих силах. Я увидел, что эти непонятные "переломы"
принадлежат не только натуре, но и могут работать как стиль. Вот так. То
есть они не предрешают индивидуальную манеру автора, не сковывают его руки.
А значит, открывают простор. Но главное не то, что я увидел "переломы" и их
ритм, который не изображал эмоции, а вызывал в душе молчание, которое
предшествует желанию. Главное было то, что "переломы", которыми было
выполнено нежное тельце малыша, обернувшегося к зрителю, были не те,
которыми рисовал я. Я рисовал их темными волосными линиями, то есть тенями,
а Леонардо да Винчи писал светом. Вот какая штука.
И это был не стиль, не манера. Световые "переломы" он видел в самой
натуре. А значит, световые "переломы" - это иной взгляд на вещи. Это было
пророчество всей дальнейшей живописи. И не только живописи. Это было
мировоззрение. И не только оно. Это было превращение его в дело.
Я тогда не так отчетливо про все это думал, но я уже видел - это так. Я
видел, как Леонардо да Винчи, выдумщик машин, перешагивал через них и
восходил к человеку, светом вылепляя то, каким он может стать. И тут я
заметил нечто, чему не поверил даже.
Случайно я обратил внимание на табличку под картиной. И после названия
"Мадонна Лита" и подписи "Леонардо да Винчи" в скобочках стоял знак вопроса.
Маленький такой, житейский знак вопроса, который означал, что кто-то
сомневается, что Леонардо да Винчи писал эту картину. И наверно, он приводил
доказательства, и, может быть, даже алгебраические - всякие там года, и даты
покупок, и имена владельцев, доказывая свои права на этот вопросик и на эти
скобочки. В то время как достаточно было просто смотреть на картину, и
становилось ясно, что, кроме Леонардо, ее попросту некому было написать.
Некому.
Забегая вперед, скажу, что я потом много и долго орал против этого
вопросика и этих скобочек, потом я узнал и очень скоро, что этот вопросик в
скобочках наконец-то убрали те, кто видел, а не занимался выкладками. Я
долго тешился, что, может быть, их убрали потому, что я орал, что, может
быть, это была последняя капля. Но потом я утешился более простым
объяснением - сами дозрели. Но я горжусь, что в этом участвовал.
А сейчас я стоял, и меня малость колотило. Это потом чувства, или, как
их величают, эмоции распадаются на два внешних проявления: на смех и слезы,
или, если хотите, на смех сквозь слезы, как придумал Вийон, а потом многие
повторяли. А покамест меня бил, я бы сказал, непроанализированный колотун. И