"Михаил Анчаров. Записки странствующего энтузиаста" - читать интересную книгу автора

небо, означает вот что. Разъясняю. Жена, человек земной жизни, думала: чем я
их кормить буду? А Бобова - поэт, человек мечтаний и образов, смотрела в
небо, потому что, кроме как от солнечных протуберанцев, мне помощи было
неоткуда ждать. А у меня в глазах стояли скучные пыльные круги.
- Ну, все, - говорю. - На этот раз, кажется, остальному человечеству
придется выпутываться без меня.
А был конец рабочего дня, и погода была тускло-летняя. Как будто погода
решала, куда ей сорваться - в мокрые вихри или горячечную сушь.
- Я хочу позвонить все же, прямо сейчас, - говорю. - Чего тянуть?
Я стал переодеваться для выхода к телефону-автомату и никак не мог
застегнуть рубаху. На штанах была "молния", с ними было проще.
- Пойдешь со мной? - спросил я жену.
- Нет, - сказала она,
- Все-таки я пойду, - сказала Бобова. - Ну его к черту. Видишь, какой
он? Пошли. Я впереди, она сзади. Дорогу до калитки - не запомнил.
На улице я пропустил Бобову вперед и вижу: у нее на ноге бинт.
- Что это у вас?
- С сосудами. Затягиваю иногда... Послушайте, я вот думаю, что это не
то, что вы думаете. Паника зря эта...
- Такая полоса.
- Нет, я о другом... Когда с рукописью у кого-нибудь что не так, обычно
с телеграммами не торопятся, да еще срочно... Мне почему-то кажется, что это
что-то другое...
И это были первые трезвые слова. Конечно, знать она не могла, но что-то
во мне затормозило.
Мы доходим до середины пути к автомату и останавливаемся, потому что я
роюсь по немногочисленным карманам летних моих одежд - оранжевая рубаха
неизвестной моды и эпохи и любимые штаны, которые в допрестижную эпоху
считались джинсами, хотя лежали стопкой на прилавке рядом с резиновыми
сапогами, и их хорошо брали, несмотря на то, что они стоили двадцать рэ.
Теперь бы этот номер не прошел. Теперь штаны возьмут, если цена их не меньше
двухсот и этикетка на заднице хоть мебельного завода, но латинскими
литерами.
И нас обходят люди с собаками и без собак, которые тоже стремятся
куда-нибудь позвонить.
И я стою на тропинке, и ищу бумажку с несколькими нужными телефонами, и
пререкаюсь с Бобовой.
Остальные же почти все от меня разбежались под разными соусами. Соусы
разные, а причина одна - никак они меня не определят. Зачем нужно меня
определять, я не знаю. Я же их не определяю!
И вот стою на тропинке и жду, что со мной еще сделают. Мы дошли до
автомата, еще не превращенного в таксофон, и потому очередь, которая там
скопилась, могла провинциально разговаривать хоть до ночи. Но, видно, рожа у
меня была такая, что мне согласились уступить даже старушки, особенно
опасные в этом случае. Однако все обошлось довольно быстро, и молодой
человек в будке всего за двадцать пять минут выяснил, что диско-вечер
организован как надо, и передай ей привет, и ей тоже, и ей тоже, и ей тоже,
ну, вхожу в будку.
Пристраиваю бумажку повыше, опускаю монету - занято, набираю другой
номер, в котором тоже гудки "занято". И тут я набираю третий, последний,