"Михаил Анчаров. Стройность (Повесть)" - читать интересную книгу автора

воздуха будет сожжен, то жизнь на Земле однажды может не проснуться. Без
всяких войн. А выход был под боком, но на него никто не шел, гак как не
верилось, что дела обстоят так плохо.
На дворе стояла плохая погода.
Сын повесил веревку между ручками дверей, а на нее бумажку с надписью,
и ходить мне мешал. Ему-то хороню - ручки двери как раз над его головой, а
мне надо сгибаться в три погибели.
- А что у тебя на бумажке написано? - спрашиваю.
А он отвечает:
- Это магазин. Видишь, на полу набросано.
- А что у тебя на бумажке? - спрашиваю.
- Магазин закрыт на варавство.
- Та-ак, - говорю, - А после чего они будут делать?
И сын ответил:
- Они станут жить-поживать...
Ну, думаю, дальше я знаю:
- И добро наживать.
Но сын ответил по-другому:
- Они станут жить-поживать и бога ждать.
Извините меня, но я не решился поправить. Мало ли...
И вот тут у меня впервые мелькнула мысль, даже не мысль, а, я бы
сказал, идея. Идея всегда шире мысли. До мысли еще надо добраться.
Ведь если действительно магазин закрыт на воровство, то это значит, что
они все там собрались, все те, кто привел цивилизацию к магазину, и
обдумывают, как дальше быть?.. То есть, как уворовать? Все то положительное,
что будет вновь придумано. А уворовать можно было все. Практически. То есть
как сделать так, чтобы выдумать такое, чтобы выдумкой нельзя было
воспользоваться? А ведь всеми выдумками пользуются. И это и есть
цивилизация. То есть как было выдумать такое, чтобы это не выглядело
выдумкой? Потому что даже отменой цивилизации можно было воспользоваться и
как-то уворовать плоды этого дела.
Передо мной стояла грандиозная задача, которая должна была перекрывать
все мыслимое и даже немыслимое. И причем задача реальная, которая не
укладывалась ни в какие концепции. То есть выдумка должна быть такая,
которая не могла бы прийти в голову всему сонму дьяволов, которые там
заперлись и вывесили табличку: "Магазин закрыт на воровство".
У меня кружилась голова от предстоящей задачи. Надо было опереться на
что-то реальное. Реальное стояло передо мной. Жена смеялась.
- Слушай, а все же, кто же ты такой? - спросил я грандиозного сына.
И тот пожалел меня и ответил в той же интонации, выставив вперед туго
сжатый кулачок:
- Я такой молоденький, лихой, голенький...
То есть он сказал то, чего я не мог сказать о себе, хотя если
разобраться, то я не мог сказать о себе только первое - то, что я такой
молоденький. Нет, я далеко не молоденький. А вот лихой ли я? Как сказать...
Если я затеваю поиски того, чем эти дьяволы не могли бы воспользоваться, то
в случае удачи... Как знать... Может быть, и лихой. А что касается того -
голенький ли я? А пожалуй, так оно и есть. Голенький. Сама задача делала
меня голеньким. То есть все, что я придумываю, я должен был тут же
откидывать. Потому что то, что я мог придумать, мог придумать и другой. А