"Эвелин Андерхилл. Мистицизм " - читать интересную книгу автора

общее видение мистицизма остается по существу неизменным. Двадцать лет назад
я уже была убеждена, что факты духовного опыта человека указывают на
ограниченный дуализм - схему, в которой есть место для свойственного
человеку противоречивого понимания Абсолютного и Случайного, Бытия и
Становления, Одновременного и Преходящего; и что эти факты означают
существование в нем самом некоторой двойственности - высшей и низшей,
природной и трансцендентальной самости - чего-то эквивалентного той искре
Функляйна, или вершине души, которую мистики всегда полагали орудием своего
специфического переживания. Оба эти мнения были тогда непопулярны. Второе
особенно критиковалось профессором Праттом и другими авторитетами в
психологии религии. И все же конструктивная работа по метафизическим
приложениям мистического опыта, которая с тех пор была проделана, все больше
и больше убеждает в их необходимости, по крайней мере как в основе для
анализа, и сейчас они могут претендовать на самую недвусмысленную поддержку.
Возрождение понятия Сверхъестественного - слова, которое не смел
употребить ни один заслуживающий уважения теолог прошлого поколения, - тесно
связано с великим именем Фридриха фон Хюгеля. Его упорная оппозиция всем
сугубо монистическим, пантеистическим и имманентным философиям религии,
также его настойчивое утверждение необходимости "двухступенчатой диаграммы"
Реальности, доступной человеку, сейчас приносят свои плоды, хотя при его
жизни на них мало обращали внимания. Это восстановление Трансцендентного,
"Совершенно Иного", как религиозного факта является, видимо, одной из
фундаментальных перемен в философии, прямо повлиявших на изучение
мистицизма. Таким образом мистицизм приобрел метафизическую почву, которая
согласуется с его самыми великими декларациями и подтверждает его притязания
на эмпирическое знание Истины, на которой покоятся все религии. С
трансцендентальностью Объекта тесно связаны две доктрины, которые особо
выделяет в своей работе фон Хюгель. Во-первых, хотя мистицизм является
существенным элементом человеческой религии, он не может полностью
составлять содержание этой религии. Он должен быть в какой-то мере воплощен
в истории, богословии и институциях, чтобы дойти в осмысленном виде до
человеческого сознания. Во-вторых, противопоставление между религиями
"авторитета" и "духа", между "церковью" и "мистиком" ошибочно. Каждая
сторона нуждается в другой. "Эксклюзивный" мистик, который осуждает все
внешние формы и отвергает поддержку религиозного комплекса, является
аномалией, Такой мистик неизбежно тяготеет к пантеизму и редко демонстрирует
Всеобъемлющую Жизнь во всем ее богатстве. Мистик "инклюзивный" - это мистик,
свобода и подлинность которого питается, но не подавляется духовной
традицией, в которой он вырос; он признает воплощенность человеческого духа
и может "найти внутреннее во внешнем, так же как и внутреннее во
внутреннем"; такой мистик демонстрирует нам во всей их полноте и красоте
животворящие возможности души, преображенной в Боге.
Второй по важности среди перемен, происшедших в исследованиях
мистицизма, я бы считала работу, проделанную за последнее десятилетие в
психологии молитвы и созерцания. Я не могу комментировать здесь
высокопрофессиональные дискуссии экспертов о том, где должна быть проведена
линия раздела между "естественной" и "сверхъестественной", "активной" и
"навязанной" деятельностью души в ее общении с Богом, или о четком
разграничении между "обыденным" и "не-обыденным" созерцанием. Но тот факт,
что такие дискуссии вообще имели место, сам по себе примечателен и требует