"Шервуд Андерсон. Печальные музыканты" - читать интересную книгу автора

совсем мне не пристало обращать на себя внимание!╗ - должно быть, решила
она. И вот она сначала яростно кидается к воротам и открывает пасть, чтобы
залаять, а потом вдруг, как будто одумавшись, поджимает хвост и торопливо
семенит домой. Мысли эти смешили Уила. С тех пор как он покинул Бидуэл, ему
в первый раз стало весело.
Старик продолжал рассказывать о себе и о своей жизни, но Уил уже не
слушал его. Самые противоречивые чувства боролись в нем: будто два голоса
переговаривались вдалеке, а он безмолвно стоял где-то в длинном коридоре и
только прислушивался к ним. Голоса эти доносились из разных концов дома, и
он никак, не мог решить, которому из двух отдать предпочтение.
Конечно, Уил оказался прав, - старик был корнетистом. Так же как и
отец, он, должно быть, играл в духовом оркестре, и на полу в потертом
кожаном футляре лежал его инструмент.
Спутник Уила рассказал, что жена его умерла и он, уже пожилым
человеком, женился вторично. У него были кое-какие сбережения, и вот он ни
с того ни с сего перевел все на имя своей второй жены, которая была моложе
его на пятнадцать лет. Она завладела деньгами, купила большой дом в рабочем
районе Эри и стала сдавать комнаты с пансионом.
И вот, в собственном же доме, старик как-то совершенно потерялся. Его
ни во что не ставили. Так уж вышло. Надо было думать о жильцах - заботиться
об их нуждах. У жены его было два уже почти взрослых сына; оба работали на
заводе.
Само то себе это было не плохо, за содержание сыновья платили, что
полагалось, но и с их нуждами тоже надо было считаться. Раньше, перед тем
как лечь спать старик любил поиграть на корнете, а теперь он каждый раз
боялся кого-нибудь потревожить.
Ему становилось не по себе; он ходил из угла в угол, стараясь ни с кем
не заговаривать и вообще не попадаться никому на глаза. Одно время он даже
хотел устроиться работать на заводе, но его туда не приняли, помешали его
седины. И вот однажды вечером он ушел из дому и поехал в Кливленд, где
надеялся получить место хотя бы в оркестре какого-нибудь кинотеатра. Но из
этого тоже ничего не вышло. Теперь он возвращался в Эри, к жене. Он написал
ей письмо, и она ответила, чтобы он приезжал.
- Знаете, почему в Кливленде меня в оркестр не взяли? Не оттого, что я
так уж стар, нет, а вот губы не годятся, - объяснял он; сморщенные
старческие губы его слегка дрожали.
Уил не мог отделаться от мысли о собаке-овчарке. Как только губы
старика начищали дрожать, губы Уила дрожали тоже.
Но что же с ним такое творилось? Он стоял в коридоре дома и слышал два
голоса, звучавшие одновременно. Уж не хочет ли он заглушить в себе один из
них? А что же значит тот, второй, от которого ему не удается отделаться, со
вчерашнего вечера, не то ли, что окончена его жизнь в Бидуэле, в доме
Эплтонов? Может быть, этот второй голос издевается над ним, хочет убедить
его, что, он повис в воздухе и что на земле ему больше нет места? Но
неужели Уил в самом деле боится? Чего ему бояться? Он ведь хотел этого -
быть взрослым, твердо стать на ноги, так что же с ним такое? Неужели ему
страшно оттого, что он становится мужчиной?
Он делал отчаянные усилия, чтобы справиться с собой. Слезы блеснули в
глазах старика, и Уил тоже чувствовал, вот-вот расплачется, хотя хорошо
знал, что этого-то и не следует делать.