"Анатолий Андреев. Давление зла" - читать интересную книгу автора

бывало, разнотравье оказалось свежим, не примороженным, и как только Федор
обнаружил это, холод отступил - в буквальном смысле отступил. Он скрывался
за стеной елей, в овраге. Федор чувствовал его дыхание.
...Федор вообще обладал способностью на расстоянии ощущать тепло и
холод. Кожей. Достаточно было ему зайти в комнату, и он не глядя мог
указать, где здесь расположена батарея отопления. Комната могла быть
незнакомой, в ней мог быть выключен свет - на его способность это не влияло.
В трамвае он плечом чувствовал, сидит ли кто рядом, или там только
промороженное, заиндевевшее стекло окна. Пару раз он заикнулся было о своей
чувствительности к таким вещам, но его подняли на смех - подумать только!
Чувствовать что-то сквозь зимнее пальто, да на расстоянии! Он и сам понимал,
что этого не должно быть, и потому научился помалкивать. Имела это
особенность и неприятную сторону. Всей кожей отмечая температуру на улице,
он мерз, несмотря на теплую одежду. Эта способность немало смущала его
попервости, пока он не прочитал в популярном журнальчике статью о реликтовом
кожном зрении - обычно в инфракрасном диапазоне. Если верить статье, таких
как он не так уж и мало, каждый двадцатый. И каждый, подумал Федор, в таком
же положении. В смысле - насчет боязни, что поднимут на смех. По крайней
мере, он ни от кого ничего подобного не слышал, а уж у него-то в этом
отношении ушки все время были на макушке...
...Стужа отступила в овраг. Федор чувствовал ее там, все равно, что
видел. Видел он также, что это неправильный холод, ненастоящий. Он холодит
лишь его... нет, пожалуй, только лишь живые существа - Федор огляделся и не
заметил никакой живности вокруг. Ну ладно, птиц не видать... Но какие-то
жучки или бабочки должны быть! А здесь - даже кузнечики смолкли. Федор
прислушался. Издалека, на пределе слышимости, донеслось ослабленное
расстоянием монотонное их цвирканье. Странное место. Мрачное. Он еще раз
осмотрелся и заметил на ветвях стоящей перед ним на расстоянии десятка
метров мрачной исполинской ели какие-то тряпочки. Некоторые из них были еще
совсем свежими, не выцвели. Федор замер, до него начинала доходить причина
необычности этого места - капище...
Федор сделал было пару шагов к ели, но остановился. Что-то не пускало
его, заставляло уйти прочь. Как будто само это место было пропитано не то
чтобы злом - какой-то странной, чуждой, недоброй силой. Он постоял,
вглядываясь в обесцвеченные ветром и дождем ленточки на темных ветвях, в
заметную даже отсюда паутину с запутавшейся в ней хвое и прочим лесным
сором. Он с трудом подавлял нараставшее желание бежать отсюда. Наконец он
медленно повернулся и неторопливо двинулся вверх по склону, напряженно
вслушиваясь в царящую вокруг тишину. Он с трудом сдерживался, чтобы не
побежать или не оглянуться. Только оказавшись наверху, на окраине засеянного
ячменем поля, он почувствовал, как расслабились, наконец, мышцы спины и шеи,
и позволил себе обернуться - к залитой низким уже солнцем поляне, вершинам
елей, растущих в оврагах, протянувшимся от них темным холодным теням.
...Солнце еще не коснулось горизонта, когда Федор вернулся в поселок.
Хотя на улице было так же мало людей, как и днем, но поселок уже не казался
необитаемым. Слышались далекие голоса, где-то бубнил телевизор, негромко
взмыкивала корова. Откуда-то выскочила стайка ребятишек, побежала вдоль
улицы. Вкусно пахло дымком и жареным луком, и Федор ощутил приятное чувство
возвращения домой, к людям, словно был не в полях вблизи деревни, а долго
скитался в глухих лесных дебрях.