"Леонид Андреев. Океан (пьеса)" - читать интересную книгу авторакогда-нибудь в открытом море, чтобы он так лгал и издевался? Там он
говорит правду, а здесь - здесь он пугает береговых и издевается над ними. Он не любит трусов, ты знаешь. Хаггарт говорит угрюмо: - Я слышал недавно, как играл в церкви их органист. Он лжет. - Они все лжецы. - Нет! - кричит гневно Хаггарт. - Не все. И там есть говорящие правду. Я обрежу тебе уши, если ты будешь клеветать на честных людей! Слышишь? - Есть. Молчат и слушают дикую музыку моря. С ума сошел ветер, это видно. Взял в охапку множество инструментов, из которых люди извлекают свою музыку: арф, свирелей, драгоценнейших скрипок, тяжелых барабанов и медных труб - и с размаху вместе с волной разбил об острые камни. Разбил и захохотал: только так понимал он музыку - каждый раз в смерти инструмента, каждый раз в разрыве струн, звенящей меди. Так понимал он музыку, сумасшедший музыкант! Хаггарт глубоко вздыхает и с некоторым изумлением, как человек проснувшийся, оглядывается по сторонам. Коротко приказывает. - Дай трубку. - Есть. Оба закуривают. - Не сердись, Нони, - говорит матрос. - Ты стал такой сердитый, к тебе нельзя приступиться. Можно мне потолковать с тобой? - И там есть говорящие правду, - говорит Хаггарт, угрюмо выпуская клубы дыма. там правдивых людей. Это с тех пор, как случился потоп: тогда все честные люди ушли в море, а на твердой земле остались одни трусы и лжецы. Хаггарт минуту молчит, потом вынимает трубку изо рта и весело смеется: - Это ты сам придумал? - Я так думаю, - скромно говорит Хорре. - Ловко! И стоило для этого учить тебя священной истории. Тебя поп учил? - Да. В каторжной тюрьме. Тогда я был невинен, как голубица. Это тоже из священной истории, Нони: там всегда так говорится. - Он был глуп! Тебя надо было не учить, а тогда же повесить, - говорит Хаггарт и добавляет угрюмо: - не говори глупостей, матрос. И подай мне бутылку. Пьют. Хорре топает ногой по каменному полу и спрашивает: - Тебе нравится эта неподвижная штука? - Я хотел бы, чтобы подо мною плясала палуба. - Нони! - кричит матрос восторженно. - Нони! вот я слышу настоящее слово! Уйдем же отсюда. Я не могу так существовать, я утопаю в джине, я ничего не понимаю в твоих поступках, Нони! Ты с ума сошел. Откройся мне, мальчик. Я был твоей нянькой, я с пальца кормил тебя, Нони, когда твой отец привез тебя на борт. Помню, как горел тогда город, а мы уходили в море, и я не знал, что с тобою делать: ты визжал как поросенок в камбузе. Я даже хотел бросить тебя за борт, так ты мне надоел тогда. Ах, Нони, это все так чувствительно, что я не могу вспоминать. Я должен выпить. Выпей и ты, мальчик, но только не сразу, не сразу! |
|
|