"Леонид Андреев. Петька на даче (авт. сб. Рассказы и повести)" - читать интересную книгу автора

незнакомых пассажиров, отвечавших ему улыбками. Но какой-то господин,
читавший газету и все время зевавший, то ли от чрезмерной усталости, то ли
от скуки, раза два неприязненно покосился на мальчика, и Надежда поспешила
извиниться:
- Впервой по чугунке едет - интересуется...
- Угу!.. - пробурчал господин и уткнулся в газету.
Надежде очень хотелось рассказать ему, что Петька
уже три года живет у парикмахера и тот обещал поставить его на ноги, и
это будет очень хорошо, потому что женщина она одинокая и слабая и другой
поддержки на случай болезни или старости у нее нет. Но лицо у господина
было злое, и Надежда только подумала все это про себя.
Направо от пути раскинулась кочковатая равнина, темно-зеленая от
постоянной сырости, и на краю ее были брошены серенькие домики, похожие на
игрушечные, а на высокой зеленой горе, внизу которой блистала серебристая
полоска, стояла такая же игрушечная белая церковь. Когда поезд со звонким
металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис
в воздухе над зеркальною гладью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и
неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь
потерять малейшую подробность пути. Глаза Петькины давно уже перестали
казаться сонными, и морщинки пропали. Как будто по этому лицу кто-нибудь
провел горячим утюгом, разгладил морщинки и сделал его белым и блестящим.
В первые два дня Петькина пребывания на даче богатство и сила новых
впечатлений, лившихся на него и сверху и снизу, смяли его маленькую и
робкую душонку. В противоположность дикарям минувших веков, терявшимся при
переходе из пустыни в город, этот современный дикарь, выхваченный из
каменных объятий городских громад, чувствовал себя слабым и беспомощным
перед лицом природы. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим
волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный,
задумчивый и такой страшный в своей бесконечности; полянки, светлые,
зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и
хотел бы приласкать их, как сестер, а темно-синее небо звало его к себе и
смеялось, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался
чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда.
Тут он, утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и
утопал в ней; только его маленький веснушчатый носик поднимался над
зеленой поверхностью. В первые дни он часто возвращался к матери, терся
возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче, - конфузливо
улыбался и отвечал;
- Хорошо!..
И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о
чем-то.
Но прошло еще два дня, и Петька вступил в полное соглашение с природой.
Это произошло при содействии гимназиста Мити из Старого Царицына. У
гимназиста Мити лицо было смугло-желтым, как вагон второго класса, волосы
на макушке стояли торчком и были совсем белые - так выжгло их солнце. Он
ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в
беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну удочку и
потом повел его кудато далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду,
но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает:
поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая