"Леонид Андреев. Валя" - читать интересную книгу автора

он к маме; но тетя не спросила. Не спросил и дядя. Вместо того оба они
смотрели на Валю так, точно он очень сильно болен и скоро должен умереть,
ласкали его и привозили большие книги с раскрашенными картинками. Женщина
более не приходила; но Вале стало казаться, что она караулит его около
дверей и, как только он станет переходить порог, она схватит его и унесет в
какую-то черную, страшную даль, где извиваются и дышат огнем злые чудовища.
По вечерам, когда Григорий Аристархович занимался в кабинете, а Настасья
Филипповна что-нибудь вязала или раскладывала пасьянс, Валя читал свои
книги, в которых строки стали чаще и меньше. В комнате было тихо-тихо,
только шелестели переворачиваемые листы да изредка доносился из кабинета
басистый кашель дяди и сухое щелканье на счетах. Лампа с синим колпаком
бросала яркий свет на пеструю бархатную скатерть стола, но углы высокой
комнаты были полны тихого, таинственного мрака. Там стояли большие цветы с
причудливыми листьями и корнями, вылезающими наружу и похожими на дерущихся
змей, и чудилось, что между ними шевелится что-то большое, темное. Валя
читал. Перед его расширенными глазами проходили страшные, красивые и
печальные образы, вызывавшие жалость и любовь, но чаще всего страх. Валя
жалел бедную русалочку, которая так любила красивого принца, что
пожертвовала для него и сестрами, и глубоким, спокойным океаном; а принц не
знал про эту любовь, потому что русалка была немая, и женился на веселой
принцессе; и был праздник, на корабле играла музыка, и окна его были
освещены, когда русалочка бросилась в темные волны, чтобы умереть. Бедная,
милая русалочка, такая тихая, печальная и кроткая. Но чаще являлись перед
Валей злые, ужасные люди-чудовища. В темную ночь они летели куда-то на своих
колючих крыльях, и воздух свистел над их головой, и глаза их горели, как
красные угли. А там их окружали другие такие же чудовища, и тут творилось
что-то таинственное, страшное. Острый, как нож, смех; продолжительные,
жалобные вопли; кривые полеты, как у летучей мыши, странная, дикая пляска
при багровом свете факелов, кутающих свои кривые огненные языки в красных
облаках дыма; человеческая кровь и мертвые белые головы с черными
бородами... Все это были проявления одной загадочной и безумно злой силы,
желающей погубить человека, гневные и таинственные призраки. Они наполняли
воздух, прятались между цветами, шептали о чем-то и указывали костлявыми
пальцами на Валю; они выглядывали на него из дверей темной комнаты, хихикали
и ждали, когда он ляжет спать, чтобы безмолвно реять над его головою; они
засматривали из сада в черные окна и жалобно плакали вместе с ветром.
И все это злое, страшное принимало образ той женщины, которая приходила
за Валей. Много людей являлось в дом Григория Аристарховича и уходило, и
Валя не помнил их лиц, но это лицо жило в его памяти. Оно было такое
длинное, худое, желтое, как у мертвой головы, и улыбалось хитрою, притворною
улыбкою, от которой прорезывались две глубокие морщины по сторонам рта.
Когда эта женщина возьмет Валю, он умрет.
- Слушай, - сказал раз Валя своей тете, отрываясь от книги. - Слушай, -
повторил он с своей обычной серьезной основательностью и взглядом,
смотревшим прямо в глаза тому, с кем он говорил, - я тебя буду называть
мамой, а не тетей. Ты говоришь глупости, что та женщина- мама. Ты мама, а
она нет.
- Почему? - вспыхнула Настасья Филипповна, как девочка, которую
похвалили.
Но вместе с радостью в ее голосе слышался страх за Валю. Он стал такой