"Хорхе Каррера Андраде. Вести с моря и суши" - читать интересную книгу автора

Зачин астрального алфавита, стальная башня в зенит воздета.
Надежда, вставшая на ходули, ты - гимн железу, триумф скелета.
Клеймо для тучной коровы-тучи, а веку - вышка сторожевая.
Ржавеет тихо в прибое ветра, в прибое неба стальная свая.

Еще раз об окнах Окно - это грань графина, который всегда
наполнен парным молоком рассвета или лимонным полднем.
Как светится синеглазо хрустальная эта ваза!
О чистый ее передник дробятся лучи рассвета расцвеченным
опереньем.
А белый крест переплета - как мраморное надгробье лиловой
ливневой туче, взирающей исподлобья.

Зеркало в столовой Бродит луч по лекалу серебрящихся точек.
Это чертит в столовой наше зеркало-зодчий.
И крылом стрекозиным, слюдяною полоской интерьер рассекает
невесомая плоскость.
Будто циркуль мерцанья измеряет предметы мерой дробного света.
Биссектрисой стеклянной перебиты графины, и стекает, сверкая,
на' пол струйка рубина.
Словно в пруд, силуэты в это зеркало вмерзли, и беседуют тихо
блики азбукой Морзе.
Рвется свет, как петарда или протуберанец. Луч ресницами
гладит грани лаковый глянец.
А по диагонали вертикального плеса отражения стынут, будто
знаки вопросов.
В мире, одушевленном излучением смысла, бродят тени предметов,
словно зримые мысли.
За зеркальной границей очень четкие грани: соль познанья -
солонка, уксус - воспоминанья.
Виноградные льдинки - это наледь дыханья. Кофе - это раздумье.
Сахар - белый архангел.

Девушка из Панамы В бухте лоснится лунное масло, коже
смуглянки вечер сродни. В сумраке дальнем судно увязло, в глянцевом
море моя огни.
Черные лица мелом-улыбкой кто-то внезапно разрисовал. Это
мулатка поступью зыбкой пересекает черный квартал.
Лед о стаканы бьется со звоном. Груди упругой ходят волной.
Веер соседки пахнет лимоном, пахнет ванилью душ ледяной.
В черной пролетке черная дама. Кучер смеется, черный как
смоль. На черепице чертит реклама четкую надпись "Клуб Метрополь".
Зала казалась больше вокзала. Публики было - не продохнуть. То
ли мулатка вся танцевала, то ли же только бедра и грудь.
Нет, ворожило, а не плясало тело мулатки под барабан. На
берегу голубого бокала зрел у меня с ней краткий роман.

Обнаженная девушка Пульсом и дрожью в кровь врываясь, ты
претворяешь время в радость.
Запах забытый память тревожит: детством пропахла юная кожа.