"Иво Андрич. Мост на Дрине " - читать интересную книгу автора

народ, и мусульмане не меньше, чем христиане, внушал ему чувство омерзения:
ленивый, неумелый в деле, непочтительный и ехидный, он проявлял
необыкновенную находчивость, когда надо было осмеять и изничтожить все то,
что он не способен понять или сделать. Абид-ага выставил караул по обеим
сторонам реки. На земляных работах порчи прекратились, но на самой реке
продолжались по-прежнему. Только лунные ночи спасали мост от разрушения. Это
обстоятельство утвердило Абид-агу, не верившего в нечистую силу, во мнении,
что русалки эти вполне зримы и слетают на мост не с облаков. Долго он не
хотел, не мог поверить, что все это проделки крестьян, но теперь все больше
убеждался в том, что это именно так. И приходил в еще большее бешенство. В
то же время он прекрасно сознавал необходимость сохранять спокойствие и
скрывать свой гнев, если он хочет захватить врасплох вредителей и как можно
скорее и окончательно разделаться с россказнями про русалок и прекращением
работ на мосту, начинавшими становиться опасными. Он вызвал к себе
начальника стражи, некоего Плевляка, выросшего в Стамбуле, человека бледного
и болезненного.
Инстинктивное и взаимное неприятие, испытываемое этими двумя людьми,
одновременно отталкивало и неодолимо влекло их друг к другу. Между ними
постоянно колыхалась и ткалась пряжа необъяснимой ненависти, брезгливости,
страха и недоверия. Абид-ага, вообще не отличавшийся мягкостью и приятностью
в обхождении, к этому бледному потурченцу проявлял откровенное презрение.
Что бы он ни делал, что бы ни говорил - все вызывало в Абид-аге глухое
раздражение и желание издеваться над ним и унижать. И чем больше пресмыкался
перед ним Плевляк, показывая свою преданность и рвение, тем яростней
ненавидел его Абид-ага. А начальник стражи с первого дня суеверно и
панически боялся Абид-агу. Со временем этот страх стал для него мучительным
и неотвязным кошмаром. При каждом движении, при каждом шаге, часто даже и во
сне он думал: как на это посмотрит Абид-ага? Напрасно он выслуживался,
напрасно старался угодить. Все, что исходило от него, Абид-ага встречал с
негодованием. И эта необъяснимая злобная ненависть мертвила и сбивала с
толку Плевляка, делая его еще более тупым и неловким. Плевляк не сомневался,
что в один прекрасный день по милости Абид-аги он лишится не только
положения и куска хлеба, но и головы. Поэтому он жил в постоянной тревоге,
смертельный испуг чередовался в нем с приступами буйной ярости. И когда
теперь, бледный и похолодевший, он предстал перед Абид-агой, тот ему сказал
приглушенным от гнева голосом:
- Слушай ты, чурбан, ты этих свиноедов знаешь насквозь, и их язык, и
все их подлые уловки, и несмотря на это до сих пор не можешь отыскать гнусь,
которая подняла руку на дело визиря. И это потому, что ты точно такая же
гнусь, как они, только нашлась гнусь еще более мерзкая, чем ты, которая
произвела тебя в должность и поставила начальником, и никого еще не нашлось,
кто бы воздал тебе по заслугам. Так вот, это сделаю я, раз никого другого
нет. Знай же, что я тебя в землю вколочу, что от тебя не останется под
солнцем и той тени, что бросает ничтожная травинка. Если через три дня на
строительстве не прекратятся порча и ломка, если ты не поймаешь виновных, не
прекратишь дурацкую болтовню про русалок и не устранишь помехи в работах, я
посажу тебя живьем на кол на самых высоких лесах, чтобы люди тебя видели,
чтоб пронял их страх и они опамятовались. Клянусь тебе в том жизнью и верой,
а я слов на ветер не бросаю. Сегодня четверг, времени у тебя до воскресенья.
А теперь проваливай к дьяволу, который и послал мне тебя. Убирайся!