"Иво Андрич. Исповедь" - читать интересную книгу автора

не углядел кручи, отделявшей его от ручья, или же просто переоценил свои
силы, сорвался и зацепился за молодую осину. Дерево под тяжестью его тела не
сломалось, а только согнулось, и он повис на середине голого ствола. Большой
воротник серого плаща завернулся и накрыл ему голову, и если б не
почерневшие руки и огромные ноги в опанках, можно было б подумать, что
кто-то развесил здесь плащ для просушки. Тут его и настигла смерть.
Что делать? Крестьянин предлагал сделать вид, что они ничего не знают,
труп не трогать и не сообщать о нем туркам. Монах считал, что крещеного
человека надо предать земле. Крестьянин возражал с неожиданным упорством.
- Ради бога, не надо, отец! Бог простит нас. Ведь знаешь, как говорят:
"Где труп, там и дознание". А где дознание, там штраф. К моему дому отсюда
прямая дорога. Первым делом кинутся ко мне. Погоди, стемнеет, я перетащу
покойника на дорогу по ту сторону ручья, стражник там его наверняка найдет,
а уж потом можно будет похоронить по-христиански. Здесь его оставлять никак
нельзя.
Монах так устал, что язык у него заплетался, а в голове не было ни
единой мысли. Он не мог больше препираться с напуганным и упрямым
крестьянином. Рассеянно и коротко он простился с ним.
Целый час ехал фра Марко сосняком, пока наконец дорога не вывела его на
широкий гребень, с которого виден был раскинувшийся внизу городишко и смутно
вырисовывались вдали белые стены монастыря и его тяжелая кровля. Начинало
смеркаться, темнота как будто сочилась из середины неба.
фра Марко потер рукой глаза. Словно только сейчас он очнулся, и все
встало на свое место. Одно за другим оживали в душе предсмертные признания
Роши. Он не успевал отогнать одно, как на смену ему являлось другое, еще
более ужасное. И каждый раз он будто слышал сердитое рычание Роши. Монаха
прошиб пот, его трясло. Он почувствовал страх за грешную душу.
- Не покаялся ведь, как надо, сукин сын! Не покаялся!
Фра Марко пытался отогнать от себя сомнения. Но пока он вполголоса
корил Рошу, стараясь унять свою тревогу, в памяти с неумолимой ясностью
вставала исповедь гайдука. Его страшные, непостижимые грехи - зло без нужды
и смысла, которое невозможно себе представить и которого не должно быть на
земле. И так изо дня в день, из года в год - одно лишь зло, и все чернее и
безрассудней, а в конце - согнутая осина и пересохший, усеянный валунами
ручей. Куда только не забредут крещеные души и на что только не растрачивают
свою силу! Он готов был возопить о помощи, но вместо этого как-то весь сник
и понурился. Конь замедлил ход. Фра Марко, почти прильнув лицом к гриве,
стал горячо и сокрушенно читать богородицу.
Молитва успокоила его. На некоторое время ему удалось избавиться от
воспоминаний о непостижимых для него грехах и подавить мысль о зле,
подстерегающем каждую душу. Но с безысходной тоской, навалившейся на него
столь же неотвратимо, как усталость и мрак, он не в силах был бороться. В
душе было холодно и пусто. Тщетно старался он углубиться в молитву.
В сознании его продолжали мельтешить высохшие ручьи и голые каменистые
ущелья, и не было им конца и края. Куда только не забредут крещеные души и
на что только они не растрачивают свою силу!
И снова мощным порывом его охватило давнее желание звать, спасать и
вразумлять всех, кто губит свою душу. Что заставляет людей сворачивать с
широкого и прекрасного божьего пути? Где у людей глаза? И как всегда, когда
он думал об этом, кровь бросалась ему в голову от сознания всеобщего безумия